Роберт и Джимми вспомнили о еще одной красивой песне, работу над которой начали еще в Уэльсе. Оба без устали слушали кладезь музыкально-поэтических сокровищ, альбом Blue певицы Джони Митчелл. Джони околдовала их своими работами «California», «River», «A Case of You». «Ее творчество трогает меня до слез», – говорил Джимми. Много лет он, да и Роберт тоже выражали желание встретиться с ней. «Если ты влюбился в Джони Митчелл, то будешь писать об этом снова и снова», – признавался Пейдж. Роберт в ту же секунду набросал черновой текст песни «Going to California», размеренной баллады, навевающей воспоминания о Южной Калифорнии. «Someone told me there’s a girl out there, with love in her eyes and flowers in her hair» («Кто-то сказал мне, что там есть девушка, с любовью в глазах и цветами в волосах»). Написанный портрет был легко узнаваем. «Ничего особенного, слова сами срывались с моих губ», – говорил он.

Что нельзя сказать об электрическом блюзовом номере, реверансе эпохе ранних The Yardbirds, когда юные бунтари вооружились гитарами и усилителями, переосмысляли классику ритм-энд-блюза. Взяв за основу такие стандарты блюза как «Smokestack Lightning» или «Bright Lights, Big City», первооткрыватели нового жанра заряжали их электричеством и юношеским задором. Так было положено начало настоящей музыкальной революции. «Цеппелины» страстно отдавали дань и этой традиции. «Так много классических песен, в которые мы можем добавить что-то свое, сохранив их жизнь на долгие годы вперед», – говорил Роберт. Музыканты гордились своим талантом находить старую, хорошую песню и сделать ее лучше или, как минимум, вдохнуть в нее новую жизнь. Группа принялась за жемчужину кантри-блюза 1929 года, песню «When the Levee Breaks» Мемфиса Минни и Джо Маккоя. Роберт отыскал ее на альбоме из своей личной коллекции.

Работая в «Island Studios», группа пробовала записать песню «Levee», но, по словам Джимми, «она звучала вымученно». О ее записи в Хедли-Грейндж не шло и речи. «В первую очередь мы писали другую песню, но при работе над ней возникла сильная компрессия ударных. Поэтому мы переставили ударные в холл с большой лестницей».

Собственно говоря, речь шла о новой ударной установке «Ludwig». Ее доставили в Хедли в тот вечер, когда Led Zeppelin работали над очередным дублем «Misty Mountain Hop». Планируя получить более естественное звучание барабанов, они предоставили Энди Джонсу время разобраться с установкой, а сами отправились в паб.

«Хорошо, – сказал звукоинженер, – но Бонзо придется остаться».

Досадная ошибка! Не пустить Джона в паб равнозначно запретить наркоману дозу. Легко вообразить себе его реакцию. Энди же пошел на хитрость, пробудив в Бонэме инстинкт ударника. Он сообщил, что обдумал все бесчисленные жалобы Бонзо на звучание его барабанов и нашел способ решить все проблемы.

Прежде группа играла в гостиной особняка. Но с появлением новой ударной установки они переместились в «зал менестрелей», роскошную входную группу с высоким соборным потолком, перетащив туда «Ludwig». Энди закрепил на лестнице два микрофона таким образом, чтобы от них до ударной установки Бонзо было не менее трех метров. Обязательный микрофон для басового барабана был лишним, само эхо создавало эффект пушечной канонады. Когда Джон в передвижной студии послушал запись, он пришел в полный восторг: «Да! Вот оно! Это тот самый звук из моей головы!» – радовался он как ребенок.

«Боже! – изумленно сказал Джон Пол. – Вы только послушайте этот звук!»

Джимми долго не мог прийти в себя от нового звучания установки Бонэма. «Устрашающе», – сказал он, как только понял, что произошло. Это был мощный звук. «Погодите-ка, давайте попробуем сыграть “Levee Breaks”», – предложил он.

Он схватил 12-струнный «Fender», настроенный в открытый соль-мажор, что позволило гитаре подхватить мощь барабанов Бонзо. «Мы с Джоунси надели наушники и вышли в холл, оставив усилители в гостиной, прямо в холле записав все партии для “When the Levee Breaks”», – вспоминал Пейдж.

Они решили испытать бодрую и мелодичную «Night Flight». Ее антиядерный посыл блек на фоне восхитительного аккомпанемента Джона Пола Джонса на хаммонд-органе. В итоге ее постигла участь «Down by the Seaside» и «Boogie with Stu», которые отложили в долгий ящик, ссылаясь на низкий уровень приоритета их записи.

Джимми очень хотел вернуться к работе над своей концептуальной композицией. Две части песни, до сих пор не имеющие между собой связки, месяцами не давали ему покоя. Настало время довести ее до ума. Долгожданный прорыв случился в один из вечеров, когда Джимми и Джон Пол сидели у камина и попивали сидр. В доме было относительно тихо: Роберт и Бонзо ушли в паб, предоставив двум бывалым сессионщикам время для размышлений.

Как вспоминал Джон Пол, «Джимми что-то мудрил на гитаре. У него было несколько фрагментов, которые он просто играл от начала до конца». Джоунси поднял с пола басовую блок-флейту, аккомпанируя товарищу. Затем с помощью клавишных они наиграли переходы между блоками.

«Мы с Джимми хорошо представляли себе этапы развития трека. Думаю, на нас повлияла классическая музыка, а в ней, как известно, много драматизма».

В их аранжировке драматизма было хоть отбавляй. Музыка стала напоминать рок-версию «Кольца нибелунгов». Дуэт гитары и блок-флейты придал наработкам сказочный колорит и соответствующее настроение. Их воздушное звучание было так легковесно, что любое музыкальное наслоение могло нарушить гармонию. По задумке друзей, электрическая гитара вступала только на третьей минуте, а зловещая партия барабанов на минуту и пятнадцать секунд позже. До этого мелодия почти на цыпочках приближалась к развилке. Казалось, еще мгновение – и в произведение вступят другие инструменты, а песня начнет набирать обороты, но каким-то образом они смогли сохранить ее спокойствие.

Резкий гитарный бой спустя пять минут разрушил созданную иллюзию. Подобно фанфарам, он возвестил следующий, неудержимый этап пьесы. Переход к подвижной части ознаменовывался внезапным и неудержимым гитарным соло Джимми, воскрешающим в памяти «Communication Breakdown». Соло неслось вперед, словно подстрекая другие инструменты не отставать. Отрывистый рифф продолжал развиваться, набирая скорость, освещая пространство огнем фейерверка, пока на высоких и беспокойных нотах песня пришла к неожиданной кульминации. Джимми называл этот момент «истерической трелью».

Это не были «сумерки богов», когда-то воспеваемые Рихардом Вагнером. Новая музыка воплощала собой их неминуемый «молот», самозабвенно воспетый Робертом в «Immigrant Song». Всего за час или два Джимми и Джон Пол наметали план легендарного эпоса, заранее отметив участки, в которых будут задействованы остальные участники.

На следующий вечер мозговой штурм продолжился, только изменились действующие лица. Джон Пол отправился с Бонзо ужинать в лондонский бар «Speakeasy», а его место у камина занял Роберт.

«Мы сидели с Джимми, и я чувствовал себя очень-очень умиротворенно», – вспоминал он тот вечер за книжкой «Магическое искусство в кельтской Британии» Льюиса Спенса. Пейдж нарушил его покой, сыграв