– Потрясающе, – прошептала она, и они оба затихли.

Вилли, полежав немного, перевернулся на спину, и теперь они лежали рядом, не прикасаясь друг к другу, только по-детски переплетенные руки соединяли их.

– Как я рада, что ты оказался дома, – призналась она.

– Теперь я всегда буду торчать дома, – ответил он.

Она сжала его руку.

Другой рукой Вилли потянулся к ночному столику за пачкой сигарет. Гретхен высвободила пальцы, чтобы он смог прикурить. Он лежал, вытянувшись на кровати, его голова покоилась на плоской подушке. Курил. В комнате было темно, – сюда проникал лишь слабый свет через открытую в гостиную дверь. Сейчас он был похож на мальчишку, который ужасно боится наказания, если взрослые вдруг застукают его с сигареткой.

– Ну теперь, когда ты добилась своего, – сказал он, – можно и поговорить. Как прошел день?

Гретхен колебалась, не зная, что ему ответить. Позже он все равно узнает, подумала она.

– Как обычно. Гаспар снова приставал ко мне, делал намеки.

Гаспар – ведущий актер их шоу. Во время перерыва в репетиции он пригласил ее к себе в гримерную под предлогом, что ему необходимо отработать с ней кое-какие реплики, и там фактически уложил ее на кушетку.

– Да, у этого Гаспара губа не дура, он сразу видит, что почем! – сказал довольный Вилли.

– Не мог бы ты поговорить с ним, пусть он отвяжется от твоей женщины, оставит ее в покое? Или, может, дать ему по морде?

– Да он меня убьет, – ответил Вилли, не испытывая никакой мужской гордости. – Он вдвое больше меня.

– Выходит, я влюблена в труса? – спросила Гретхен, целуя его в ухо.

– Такое всегда происходит с молодыми девушками из провинции. – Он с удовольствием затянулся сигаретой. – Как бы там ни было, в этой области девушка предоставлена сама себе. Ты уже не молоденькая девочка и можешь смело выходить на улицу в этом Большом городе. Сама сумеешь постоять за себя!

– Что до меня, – сказала Гретхен, – то я готова набить физиономию любой, если только она вздумает приставать к тебе.

– Не думаю, – засмеялся Вилли. – Могу даже побиться об заклад.

– Сегодня в театр приходил Николс. После репетиции он сказал мне, что хочет предложить мне роль в новой пьесе в следующем году. Большую роль.

– Да, ты станешь звездой. Твое имя будет сиять на ярких афишах, – задумчиво произнес Вилли. – И ты выбросишь меня на свалку, как старый башмак!

Ладно, придется все же сказать, подумала она. Какая в конце концов разница, сейчас или потом?

– Следующий театральный сезон я не смогу работать на сцене.

– Почему же?

Опершись на локоть, он с любопытством смотрел на нее.

– Сегодня утром я была у врача. Я беременна.

Вилли смотрел на нее в упор, внимательно изучая выражение ее лица. Потом сел, загасил сигарету.

– Что-то хочется пить, – произнес он. Неловко вылез из кровати. Она увидела потемневший большой шрам у него на спине. Набросив старый хлопчатобумажный халат, он вышел из спальни. Гретхен слышала, как он наливает в стакан пиво из бутылки. Она лежала в темноте, чувствуя себя одинокой, покинутой. Не стоило ему говорить, подумала она. Теперь все испорчено.

Она вспомнила ту ночь, когда это случилось. Они долго, почти до четырех утра, сидели в чьем-то доме, и там у них возник жаркий спор. Об императоре Хирохито, обо всем на свете. Все порядком выпили. Она опьянела и не стала предохраняться. Обычно они возвращались домой сильно усталые и все равно занимались любовью. Но в эту треклятую ночь они не чувствовали никакой усталости. Ну вот, в честь японского императора. Если он будет возражать, скажу, что сделаю аборт. Гретхен знала, что никогда на это не пойдет, но все равно так ему скажет.

Вилли вернулся в спальню. Она включила лампу на столике у кровати. Такой разговор нельзя вести в темноте. Только при ярком свете. Ей сейчас было важно увидеть лицо Вилли, оно скажет ей больше, чем все его слова. Гретхен набросила на себя простыню. Полы старого халата хлопали его по ногам, халат был слишком велик для его тщедушной фигуры, к тому же сильно полинял от стирок.

– Послушай, – сказал Вилли, усаживаясь на краешек кровати. – Слушай меня внимательно. Я намерен во что бы то ни стало получить развод, или мне придется прибить эту суку. После этого мы поженимся, и я пойду на курсы ухода за ребенком. Вы понимаете меня, мисс Джордах?

Она не отрывала взгляда от его лица. Он не шутил.

– Понимаю, – мягко ответила она.

Он, наклонившись над ней, поцеловал ее в щеку. Гретхен уцепилась за рукав халата. На Рождество, подумала она, я обязательно куплю ему новый халат. Шелковый.

II

Рудольф спустился в бар на Восьмой улице с сумкой в руках. Бойлан в своем твидовом пальто стоял у стойки, сосредоточенно глядя в стакан. Рядом с ним были только мужчины, большинство из которых – явные педики.

– Ты, я вижу, принес сумку назад? – сказал Бойлан.

– Она не захотела ее взять.

– А платье?

– Платье взяла.

– Что будешь пить?

– Пива, пожалуйста.

– Одно пиво, – заказал Бойлан бармену. – А я еще выпью виски.

Бойлан посматривал на себя в зеркало за стойкой. Его брови по сравнению с прошлой неделей стали еще более светлыми, лицо – более загорелым. Можно было подумать, что он несколько месяцев провалялся на пляже где-нибудь на юге. Два-три педика у стойки тоже демонстрировали свой загар. Рудольф уже знал, что Бойлан загорает под кварцевой лампой. Я хочу всегда выглядеть здоровым и привлекательным, объяснил он как-то Рудольфу. Даже если не встречаюсь ни с кем по нескольку недель. Такое отношение к себе – это форма проявления самоуважения.

Рудольф, смуглый от рождения, считал, что он вполне способен сохранить самоуважение и без помощи лампы.

Бармен поставил перед ними стакан и кружку. Пальцы у Бойлана немного дрожали, когда он поднял свой стакан. Сколько же виски он сегодня выпил? – спрашивал себя Рудольф.

– Ты сказал ей, что я здесь? – спросил Бойлан.

– Конечно, сказал.

– Она придет?

– Не думаю. Там с ней мужчина. Он хотел прийти, познакомиться с вами, но она ему не разрешила. – Руди не видел никакой причины лгать ему, утаивать правду.

– Ах, с ней был мужчина, – повторил Бойлан.

– Да, она с ним живет.

– Понятно, – спокойно воспринял это сообщение Бойлан. – Не долго раздумывала, не правда ли?

Рудольф потягивал пиво.

– Твоя сестра – очень своеобразная женщина, и непредсказуемая, в этом ее экстравагантность, – сказал Бойлан. – Но боюсь, что это не доведет ее до добра.