Она мерцала как чешуя искристой живой рыбы, только что вынутой из воды. Все обращали на него внимание. Он выглядел важно и необычно, но роскошная экипировка не могла отменить его свирепости. Я испытала разочарование. Так вот для кого я старалась! Хотя, припомнив пальто, очень длинное и обширное, подумала, что он выглядел бы в нём, как подземный гном в дедушкином сюртуке и волочил бы его полы по земле. И я успокоилась, вспомнив, что мерки были разные, у куртки и у пальто. Пальто оказалось особенно сложным для пошива в виду его замысловатого дизайна, да и шить изделия из кожи непросто. Надеюсь, что пальто досталось красивому человеку. И я вздохнула, пытаясь представить и его самого и ту счастливицу, которая с ним рядом.

Я проследила за Чапосом, когда он вышел за пределы кондитерской, чтобы увидеть его машину. Он сел в серую потрепанную, дешёвую и чадящую конструкцию, не сопоставимую с тем сияющим чудом с вызолоченными стёклами, которое меня преследовало. Техническое чудо и не могло принадлежать Чапосу по его статусу. Так неужели, думала я обескуражено, я могу ещё представлять для кого-то интерес? Интерес какого рода может вызывать женщина уже не юная, но ладная собою и изысканно одетая? У человека из другого, отнюдь не ремесленного сектора столицы? Да таким и юные девушки доставляются агентами по продаже сексуальных услуг, едва у них возникнет такая вот надобность. Было отвратительно думать о подобном жизнеустройстве, но, увы, мои негативные эмоции не могли отменить существующий порядок вещей.

Как-то Ифиса деликатно намекнула мне о существовании ночных заведений, где одинокие и свободные, недурные и знающие себе цену женщины могут не только развлечься, но и заработать себе на новые пёрышки и утешающие «сливочные бомбочки» в придачу. И что я могу составить ей компанию в подобной прогулке, а она по старой дружбе введёт меня в тонкости «мастерства соблазна». Я отшатнулась от неё, выразив не словами, но всем своим видом, что я думаю об этом и о ней также. Она была тонка и умна, поняла мои не озвученные мысли и обиделась. С насмешкой прищурила лукавые подкрашенные глаза и выдала неожиданную гадость,

— Да ты и представления не имеешь, какие особы живут в том Лучшем городе континента. И аристократки там тоже возникают…

— Чего они там забыли, пусть и в закрытой, благоустроенной, а всё равно глуши?

— Образование получают. Твоя юность в прошлом. Пора принять очевидное. Ты можешь заловить только захудалого торгаша или убогого на всю голову чиновника среднего уровня. Да и те посчитают себя за небывалое везение тебе. А ты всё аристократические машины высматриваешь. Я наблюдательна, моя пленительная ягодка. Что из того, что ты ароматна и пока что вкусна, если живёшь в убожестве? Ну и заплесневеешь на своей помойке, а толку?

Ифиса намекала на то, что я невольно следила за пробегом дорогих машин по улицам столицы, ища ту, сияющую золотыми стёклами. Я задохнулась от её житейского цинизма. Но именно Ифиса поспособствовала тому, что та, спящая, часть моего существа, так и не очнувшаяся толком от анабиоза, наведённого в цветочных плантациях, и продолжающая дремать в непривычном мне, неженке, трудовом напряжении неласковой столичной жизни, вдруг вздрогнула и очнулась. О Рудольфе я, вроде, и не думала в дни своего кромешного одиночества. Запретила ли я себе это? Действовало ли остаточное волшебство Тон-Ата, запечатавшее мою память? Я не знала. Жаждала ли я вновь увидеть его? Скорее, боялась этого. Он куда-то сгинул, и в столице его не видели больше. И тут я поняла причину своего беспокойства и своё непонятное состояние, когда при виде скольжения уже знакомой машины, я замирала внутренне, а может, действительно, останавливала свой торопливый обычно шаг. Спина покрывалась мурашками, как будто меня кто гладил. Только никто ко мне так и не вышел, не рассекретился. Да и неизвестно, кто там скрывался на самом деле. Как-то раз из машины вылез неизвестный и совсем обычный малый. Он прошёл мимо и даже невежливо толкнул, поскольку я неподвижно застряла на его пути. — Чего застыла как сухое дерево на дороге? — прикрикнул грубиян, явно бывший всего лишь водителем. Ну, может, богач какой или чей-то непростой сынок. Не все же они воспитанные красавчики.

— Почему же я сухое дерево? — спросила я глупо и вслух. Сухое это же синоним мёртвого или умирающего. Вроде, я не старуха.

— Потому что неподвижная и ко всему безразличная, — охотно отозвался другой прохожий. Уловив мой вопрос, брошенный в пустоту, он рассматривал меня с интересом. — А они привыкли к тому, что на них все рты разевают, — дополнил он с удовольствием и кивнул в сторону машины. — Вы, я смотрю, отдыхаете? Может, посетим вместе ближайший дом яств? Я как раз голоден…

Охваченная стыдом и обидой, я помчалась прочь. Да и кто реально мог меня преследовать, кроме собственных вымыслов, наваждений? А тот, кто, казалось, покинул не только мою жизнь, но и мою память, стал являться мне в странных снах. Я не видела снов о Тон-Ате, о Гелии, о бабушке и Нэиле, хотя и хотела увидеть их утраченные любимые лица. Его же видела в своих снах постоянно. Будто стоило мне заснуть, и к моему мозгу подключалось некое устройство и передавало эти повторяющиеся и мучительные сновидения не сновидения, а провалы в какую-то ирреальность. Он приходил в необычном костюме, я такого у него не видела в те времена, и нигде такого не видела. И говорил, что тоскует. Ведь Гелии нет. А я есть. И он по-прежнему хочет моей любви. Что ему некого здесь любить. Он прижимался как тогда в последний раз, и вдруг резко сбрасывал одежду. Блестящие зигзаги, похожие на синие молнии в складках его одежды, падали вниз. Но вместо его прекрасного, юношески гладкого и по-мужски сильного, тела я видела чёрное и обугленное, и этот страшный остов наваливался на меня тяжестью неимоверной. И ощущая его твёрдую и страшную, направленную на меня похоть, я в ужасе переставала дышать. Сердце почти останавливалось, и я мгновенно выныривала из какой-то подземной глубины на поверхность реальности. И это происходило так стремительно, что я получала удар, как при кессонной болезни, вскипала кровь, и я просыпалась с головной болью и с телесным изнеможением.

Слоняясь без работы и тратя свои тайные запасы, что мне удалось припрятать, я встретила как-то свою бывшую хозяйку. Она выглядела на удивление довольной, что не было ей свойственно, поскольку жадность отравляла всякий её день и подогревала её куцые мысли и примитивную психику на