– Плановое хозяйство в Америке с ее безработицей и ускоряющимся конвейером?! – воскликнул Нед. – Это же очевидный блеф.

– А может быть, он добьется популярности ценою ликвидации конвейера как принципа организации производства, – сказал Уэллс.

– Луддиты тоже думали, будто в бедствиях рабочих виноваты станки, но нынешние рабочие думают иначе.

– Я очень хорошо помню, – проворчал Бенджамен, – как Ллойд Джордж сказал: «Большевики думают, что паровозы можно топить идеями Маркса» или что-то в этом роде.

Уэллс рассмеялся:

– Если бы он знал, как был прав. Ведь паровозы-то ходят!

– Мне больше нравилось бы, если бы они стояли, – сказала Маргрет.

– Можно их остановить, – с неожиданной решительностью заявил Маранья.

Бенджамен наморщил лоб, чтобы понять его, так же как делал это, слушая Бельца. Испанец еще хуже немца говорил по-английски.

– Напротив, – сказал Леганье. – Мы заинтересованы в том, чтобы русские паровозы ходили. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не поймем окончательно, что происходит в Германии.

– Мы одобряем то, что делается в Германии! – сердито крикнул ему испанец. – Да, да! Мы одобряем господина Гитлера!

Он хотел выкрикнуть еще что-то, но по едва уловимому знаку Маргрет лакей отвлек его, предложив вина.

Уэллс получил возможность сказать:

– Мне кажется, руководители Советов осуществляют план, превосходящий по своему объему и историческому значению все, что знало человечество. Это великолепно по своей смелости. На мой взгляд, Россия сейчас выигрывает время. А время работает на нее. Мне кажется, вторая ее пятилетка будет критической. Россия сорвется – тогда Болдуин может праздновать победу, или она выдержит – и тогда она создаст крепкий фундамент для своей экономики, добьется излишков продовольствия и товаров для рабочих и крестьян, сможет улучшить их жизнь и увеличить закупки за границей. Во всяком случае, Россия делает историю в большом масштабе. Если она победит, то докажет осуществимость коммунизма на практике. Это перестанет быть утопией романистов. И это будет иметь очень серьезное значение для всех нас.

– Благодарю вас! – иронически сказал Монтегю.

– А если Россия провалится? – спросил Бенджамен.

Некоторое время Уэллс молча смотрел себе в тарелку. Потом менее громко, чем до сих пор, проговорил:

– Тогда на столетие вперед идея коммунистического общества останется литературной темой…

– «Когда спящий проснется»? – насмешливо спросил Нэд.

– Нет, это устарело. Теперь я иначе представляю себе все это.

– Еще неприглядней, то есть еще менее верно?..

Приезд Гевелингов помешал развитию спора. Маргрет встала из-за стола, чтобы встретить гостей.

С тех пор как Монтегю стал практическим человеком, общество интересовало его лишь в той степени, в какой он благодаря ему получал возможность осуществлять свои планы. Сегодня ему хотелось повидаться с Роу и с Леганье. Но, узнав о приезде Гевелингов, он не представлял, на чем остановиться: бросить дела и заняться Мелани или пренебречь подобными пустяками и воспользоваться ее присутствием для дела? Эта бывшая русская шансонетка, став нефтяной королевой, не перестала быть сотрудницей нескольких разведок. Она работала в них по очереди, в зависимости от того, какие дела нужно было устроить ей самой.

Леди Маргрет увела сэра Генри Гевелинга и генерала Маранью, маленького, неуклюжего толстяка в дурно сидящем смокинге. За ними не спеша проследовал Бенджамен, прислушиваясь к происходящему между ними торгу. Нефтяной король соглашался кредитовать темные махинации каких-то испанцев в обмен на монополию торговли нефтепродуктами на всем Пиренейском полуострове.

Маргрет, как всегда, предоставила гостям полную свободу. Каждый мог делать, что хотел. Монтегю ничего не стоило образовать свой кружок, состоявший из Роу, Леганье и Мелани.

Кроме того, Монтегю удалось переговорить с каждым из первых двух в отдельности. От Роу он получил интересующие его данные о затруднительном финансовом положении немецкого предпринимателя Винера, стремящегося к расширению своего завода.

Генерал Леганье намекнул ему, что есть возможность купить документы, компрометирующие Гитлера. Они сданы на хранение в иностранный банк вдовой убитого генерала фон Бредова, Леганье брался их достать. Нужны были деньги. Однако сумма, которую назвал Леганье, показалась Монтегю вздорно большой. Он тут же, по секрету от Леганье, рассказал о документах своему другу Роу. Оказалось, что тот уже знал о бумагах и в свое время, так же как Леганье, рассчитывал их достать, но они ускользнули от него.

– Со временем они будут стоить вдесятеро дороже против того, во что обойдутся сегодня, – с сожалением сказал Роу.

– Хэлло, Монти! Вас ждут к бриджу, – сказала, подходя, Маргрет.

– Ах, как некстати! – с досадою сказал Монтегю. – У меня тысяча дел с леди Мелани.

Маргрет пошла в карточную комнату.

Там сидели Уэллс и Бенджамен. Дымя трубками, они продолжали спор, в котором Бенджамен хотел оставить за собою последнее слово.

– Если говорить серьезно, я не признаю этих разговоров о старости Англии. Мы не молоды, но можем омолодиться.

Уэллс протестующе взмахнул трубкой:

– Нам с вами это не под силу. Этим будут заниматься молодые.

– Знаю я, что это значит! Идеи Неда и все такое.

– Может быть.

– До этого не должно дойти! Я вовсе не хочу, чтобы мои арендаторы с лучшей свиной фермой сделали то же, что русские мужики сделали с усадьбами своих помещиков. Это нас не устраивает. Ни меня, ни моих свиней. Не могу понять, откуда берутся эти крайние взгляды? Словно у нас только что узнали о делении людей на две породы, которые никогда не имели и не будут иметь ничего общего, – на богатых и бедных. Решительная глупость – будто наши несчастья происходят от бедности. Все дело в перепроизводстве. Мы голодаем оттого, что у нас чересчур много масла, бекона, вина…

– Слишком парадоксально для меня, – скептически проговорил Уэллс.

– Мы не знаем, куда направить капиталы. Они лежат в Сити без всякого толку.

– К чему же вы пришли?! – торжествующе воскликнул Уэллс, взмахом руки разгоняя клубы дыма. – Нам нужно то же, что провели у себя русские, – плановость!

– Только не теми же способами! Нет, нет!

– Когда дом разваливается, его нельзя связать веревочками. Нужно кое-что более прочное…

– Например?

– Может быть, даже что-нибудь более радикальное, чем лейбористы, – произнес Уэллс с таким видом, словно зажигал фитиль бомбы, и помахал рукою Роу, входящему с Маргрет.

– Я только вчера хвалил ваши «Шесть пенсов и полнолуние», – сказал Уэллс Роу.

– Я переделал роман в пьесу, – сказал Роу. – Вы могли бы захватить ее в Россию и дать ей там ход.