«Боится, – подумала Алёна. – И очень сильно. Но кого? Ипочему? Кто он – жертва или преступник? Капе-то, похоже, абсолютно все равно,кто он и какой он, лишь бы с ней был… Кто сказал, что нет на свете настоящей,вечной, верной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!» – попыталасьпоиронизировать Алёна, однако ирония получилась с сильнейшим оттенком зависти.Потому что самой-то Алёне Дмитриевой, умевшей восхитительно живописать всюкрасоту вечной любви в своих романчиках, этой любви – именно вечной! – в жизникак-то не… не выпало. Ну и что же, зато у нее было много, много разных другихлюбовий… и все на какое-то время казались вечными. Так что в данном случаевовсю действовал закон перехода количества в качество!

И вообще – каждому свое.

Да, но при чем тут несчастный Капин возлюбленный – и она,Алёна Дмитриева? Каким образом встреча с ним зародила у Сан Саныча мысль о том,что с Алёной что-то неладно? Или он как бы сцепил звенья одной цепочки:выстрелы во Влада, потом та туфта, которую тот нагнал в больнице, потом крикиЮрия под балконом, теперь вот ночной тарарам в ее квартире…

А что, разве Сан Саныч не прав? Нет, в самом деле! Возможно,конечно, и не существует связи между стрельбой во Влада и ночным визитом Капы,но нельзя отрицать, что творится вокруг писательницы Дмитриевой много чегостранного и где-то как-то даже пугающего. И хорошо бы действительно об этомпоговорить с нормальным человеком, к тому же, облеченным кое-какой властью. ЛевМуравьев, конечно, тип пренеприятнейший, но можно ли вообразить лучшегоконсультанта, чем начальник следственного отдела городского УВД? Разве чтоначальник отдела УВД областного ! Но такого в наличии нет. Поэтому стоитвстретиться с Муравьевым, правда стоит. Но не для того, чтобы что-нибудь емурассказать. Совсем наоборот – чтобы кое-что от него узнать! Вопросики кое-какиеесть у Алёны, а у Льва Муравьева, думается, есть на них ответы. Вот толькопожелает ли он?

– А с чего вы взяли, что ваш приятель захочет со мнойобщаться? – спросила Алёна. – Вроде бы мы расстались с ним в состояниивооруженного нейтралитета.

– Да бросьте! – хмыкнул Сан Саныч. – Личные отношения – этоодно, а работа есть работа. Мы сегодня чуть не всю дорогу с Левкой про васговорили, если хотите знать. Не икалось, кстати? Разумеется, он совершенно неповерил, что в этого, как его там, Влада Сурикова стрелял какой-то его жеприятель. Лев, кстати, не исключает возможности, что на самом деле стреляли-тововсе не в него.

– А в кого?!

Сан Саныч смотрел нерешительно.

– Вы что думаете – в меня?! – тихо сказала Алёна.

Сан Саныч опустил глаза.

– Глупости! В меня-то за что? Не за что! – решительнопроговорила она.

Слишком решительно, пожалуй. Потому что пыталась скрытьизумление догадливостью этого самого Муравьева, который сначала показался ейчеловеком не только неприятным, но и недалеким. А он, ишь ты – раз-два, иустановил истинную картину происшедшего, выражаясь на жаргоне официальныхмилицейских сводок. А ей-то, детективщице, инженеру человеческих душ, аналитикуи психологу, такая версия и в голову не приходила… до нынешней ночи, пока онане расшифровала некое диковинное сообщение и не прочла в нем собственныйсмертный приговор.

Так что не храбрись, дорогая Алёна! Не отказывайся отспасения, которое само идет в руки. Тебе ведь надо не только кое-какиевопросики Льву Муравьеву задать, но, может статься, и охрану попросить? А товедь, если дела начнут разворачиваться в ритме такого штурм унд дранга, романецо злополучной Федре может остаться недописанным. И пленительный образ Иго… тоесть Ипполита – конечно, Ипполита! – так и останется недовоплощенным в русскойлитературе.

– Хорошо, я готова встретиться с вашим другом, – сказала онарешительно. – Когда, где?

– Сейчас я узнаю, – радостно воскликнул Сан Саныч.

– Вы что, звонить ему будете? – в ужасе воскликнула Алёна. –В такую пору?! Да он вовсю спит, наверное! С дороги-то… Нет, не звоните.Неудобно. Он меня окончательно возненавидит. Давайте лучше утром!

– Хорошо, – кивнул Сан Саныч. – Я ему просто сигнальчикпошлю, чтобы сам позвонил мне немедленно, как только сможет.

И он нажал какую-то кнопку на своих круглых, выпуклых, какмаленький черный бочонок, часах.

– Что это вы делаете? Я думала, вы ему SMS-ку пошлете… –удивилась Алёна. – Или, может, у вас есть на мобильнике кнопка быстрого вызоваего номера, – знаете, как на сотовых настраивают? – не преминула она щегольнутьвновь приобретенным опытом.

– Ну да, знаю, конечно, – кивнул Сан Саныч. – Но помните, явам говорил, что некоторые многофункциональные часы можно настраивать как пультдистанционного управления автомобилем? У нас с Левкой как раз такие часы, он изШвейцарии привез мне и себе. Теперь, впрочем, подобные кругом продаются, вонхоть бы и в «Консуле» на Покровке. У нас телефонные номера друг другазапрограммированы на корпусе в кнопки взаимного сигнала. Мобильник пока еще изкармана или из портфеля достанешь, а часы – они всегда на руке. – Он вытянулруку, демонстрируя. – Если у Левушки проходит сигнал, он просто знает, что сомной надо сразу связаться. А если не может, то у него с часов сигнал переходитна мобильник и идет мне автоматический перезвон с включением голосовогосообщения: «Занят, позвоню попозже».

– Это просто фантастика, – пробормотала ошеломленная Алёна.– Правда, что ли? До чего дошел прогресс!

– Это уже его вчерашний день, – усмехнулся Сан Саныч. –Сейчас и не такие навороты существуют. – Он вдруг зевнул. – Ой, извините… Ячто-то вдруг сморился. Поспать в поезде практически не удалось, трепались сЛевушкой всю дорогу…

– В том числе и обо мне? – лукаво поглядела Алёна.

Ох, как лукаво она могла смотреть, когда хотела…

Сан Саныч стал весь красный, но подтвердил охрипшим голосом:да, болтали о писательнице Дмитриевой, было такое дело… Обсуждали еетворчество!

– Ну хорошо, вы тогда идите, а утром, как решите с вашимдругом насчет времени, позвоните мне, – наконец-то сжалилась Алёна надсмущенным соседом, и он ушел, казалось, с трудом удержавшись, чтобы непоцеловать ей ручку на прощание.

Ну и поцеловал бы, подумаешь, большое дело!