Черненко обещал рассмотреть этот вопрос и слово сдержал. Вскоре проблема стала предметом обсуждения в ЦК КПСС, и принятые решения несколько улучшили прохождение информации и ее реализацию.

Говорил Черненко медленно, тяжело дышал, его мучил кашель, так что продолжать разговор с моей стороны было просто неудобно. Этим откровенно поделился с товарищами по работе.

Все хорошо понимали ситуацию и переживали. Пришел больной человек, а страна вся в проблемах. Молва о Черненко шла как о хорошем человеке. Последнее время у нас в стране быть «хорошим человеком» стало, как говорится, профессией, а ведь в государстве, где все сфокусировано на одном лице, за которым фактически право последнего решения, такое положение — если речь идет о лице первом — ничего доброго не сулило. Все жили в ожидании перемен, и такое мучительное состояние длилось еще целый год.

История с Черненко была еще одним доказательством серьезной болезни нашего общества, всей системы. И если мы как-то еще выдерживали, то не благодаря ли огромным потенциальным возможностям, резервам социалистического строя? Почему-то мы редко задумывались над нашей историей, действительностью, способностью и возможностями общества именно с этой стороны.

В 1984 году я был избран народным депутатом Верховного Совета СССР (в Совет Национальностей) по Минскому сельскому избирательному округу Белорусской ССР. До этого депутатом от этого округа был А. А. Громыко. Для меня избрание депутатом было большой честью, я испытывал чувство гордости, был по-человечески счастлив.

Активно взялся за депутатскую работу, регулярно выезжал в округ, посещал колхозы, совхозы, различные учреждения. Встречи с избирателями давали мне невероятно много ценного, поучительного. Передо мной открывался как бы новый мир — мир труда, жизни простых по своему положению людей, умных, чистых и честных, пытливых, скромных и непритязательных.

Мне довелось часто бывать за рубежом, в десятках стран, встречаться с самыми различными людьми. Не хочу сказать о них ничего плохого. Они заслуживают уважения. Но наши советские люди по своему содержанию, образованности, чисто человеческим качествам выгодно отличаются. Воспитание в духе патриотизма, интернационализма, гуманизма сказывалось.

Долго думал над этим, и мне кажется, подобный вывод объективен. Они выдержали многое, выстояли в Великую Отечественную войну, до нее и после испытывали тяжелые лишения, но не поступились ни честью, ни достоинством.

Советские люди были способны на бескорыстную помощь нуждающимся, что говорит о многом. В наших людях всегда поражала тяга к знаниям. Отсюда их начитанность, образованность, желание послушать, задать вопросы и получить на них ответы.

И еще: советский человек по своему подходу к жизни — философ, он много размышляет, как правило, оригинален в своих суждениях. Но есть одна черта, из-за которой все мы страдаем, — наша доверчивость. А еще — мы порой где надо не проявляем решительности, не можем сказать: «Нет!»

Конечно, наше общество не было свободно от некоторых моральнопсихологических и социальных комплексов. Один из них — еще сохранявшаяся в ту пору безусловная вера во власть, в печатное слово. Отсюда, видимо, и та огромная роль средств массовой информации, которую и тогда, и поныне они играют в нашем обществе.

Должно пройти время или свершиться что-то невероятное для того, чтобы человек разобрался и принял действительно верное решение, а не то, которое ему навязывается. Запас такой веры иссякает, все труднее и труднее манипулировать настроениями масс, и чем скорее будет пройден этот порог, тем здоровее станет общество. Сегодня общество как никогда нуждается в трезвой оценке событий и решений, принимаемых руководителями самых различных уровней.

Хотелось бы поделиться некоторыми зарисовками из увиденного в Белоруссии в своем избирательном округе. В 1984–1986 годах промышленное и сельскохозяйственное производство в Белоруссии было на подъеме. С размахом шло строительство, хорошели города и деревни, архитектура стала ярче, разнообразнее, с элементами «роскоши». Главное — богаче стали жить люди-труженики, занятые непосредственно на производстве — в промышленности, сельском хозяйстве, науке, появился достаток. Люди прилично одевались, хорошо выглядели, в них чувствовалась какая-то внутренняя уверенность, прочность своего положения.

Как-то раз весной 1985 года, помню, в колхозе имени Гастелло зашли в магазин, смешанный — промтоварный и продовольственный. Изобилие товаров поразило. В мясном отделе десятка полтора сортов колбасы, мясо — баранина, говядина, свинина — от 50 копеек до 1,80 рубля за килограмм, все свежее, парное. В молочном отделе чего только не было — масло нескольких сортов, сыры, творожная масса, молоко в различных упаковках, сметана в огромном бидоне вразвес, гастрономия — все что душе угодно, все в красивой расфасовке.

Рядом секция «Хлеб» — черный, серый, белый, батоны, караваи, плюшки, рогалики, пирожные, огромных размеров торты. Цены на все низкие, больше на копейки, чем на рубли. Изюм, сушеные фрукты, орехи, свежие фрукты, соки, консервы соответственно во всех отделах.

Люди в магазине были, но не так много, чувствовалось, что они к этому пригляделись, привыкли. Разговорились с покупателями. Настроение хорошее, жизнью довольны. «Пусть будет так!» — говорили они. Жаловались на трудности сбыта продукции их личных подсобных хозяйств.

Зашли в промтоварную часть магазина. Там несколько другие краски. Товаров много, самые различные, но качество, внешний вид красотой, изяществом не отличался. Особенно много было костюмов, брюк, пальто и обуви. Товары уцененные по нескольку раз. Многое лежало просто навалом. Были импортные изделия, но существенно дороже.

Покупателям предлагалось и немало из того, о чем сейчас мечтают: мебель, постельное и нижнее белье, чулки, носки, хлопчатобумажные ткани по невероятно низким ценам, шерстяные вещи и многое-многое другое. Хозяйственный отдел, казалось, ломился от товаров. Сельский магазин, а всего не опишешь.

Последний раз посетил Белоруссию весной 1989 года. И тоже заходил в магазины. Накоротке заглянул и в описанный выше. Картина была уже иная, намного беднее, от былого изобилия мало что осталось. Потом мне рассказывали, что положение резко изменилось в 1990–1991 годах.

Уже в то время меня все больше и сильнее мучили вопросы: так что же случилось? Нет ли ошибки, просчета? А может быть, на пути «к вершинам изобилия» мы где-то сбились с дороги и по инерции плетемся дальше, но уже втемную, прямо в пропасть? Зачем же так больно падать, чтобы потом с трудом подниматься? А если все это закончится трагически для народа, страны, если этот эксперимент слишком дорого обойдется нам?

В голове вертелась фраза, сказанная бывшим директором ЦРУ США: «Господин Крючков, а социализм-то не так уж плох!».

Тем временем новоявленные «демократы» всех мастей разносили социализм в пух и прах. Критика достигала апогея в 1989–1991 годах. Сторонники социализма практически не сопротивлялись. Социализм обвиняли во всем, даже в победе в Великой Отечественной войне.