В январе 1988 года указом Президиума Верховного Совета СССР мне было присвоено воинское звание генерала армии. Указ был подписан Председателем Президиума Верховного Совета СССР А. А. Громыко. Андрей Андреевич позвонил мне и тепло поздравил.

Состоялся необычно откровенный разговор, учитывая сдержанный характер Громыко. Вспомнили Андропова, Устинова. Андрей Андреевич заметил, что в их лице он потерял друзей-единомышленников. Особенно высоко отозвался о Юрии Владимировиче.

По ходу разговора Громыко обронил фразу, что ему, видимо, придется уходить на пенсию, но на душе неспокойно. «Боюсь за судьбу государства. В 1985 году после смерти Черненко товарищи предлагали мне сосредоточиться на работе в партии и дать согласие занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Я отказался, полагая, что чисто партийная должность не для меня. Может быть, это было моей ошибкой», — заключил он.

Я внимательно слушал, понимая, что не все в стране идет гладко.

«Яковлев и Шеварднадзе — не те люди, куда зайдут они вместе с Горбачевым?» — несколько неожиданно для меня сказал Громыко.

Я ответил, что многое действительно настораживает, но пока еще можно поправить положение.

В ответ, как мне показалось, полные тревоги слова: «Кто и как это может сделать?»

Такие опасения можно было услышать от разных лиц все чаще и чаще. Отдельные негативные высказывания о Горбачеве со временем обретали новое качество, отражали его полное неприятие.

Отношения между Горбачевым и Громыко тоже становились все более натянутыми, и вскоре наступил момент, когда Горбачев всем своим видом стал показывать, что не может дальше работать с ним.

Каждое предупреждение Громыко о том, что то или иное решение может привести к крайне нежелательным последствиям для Советского государства, воспринималось Горбачевым болезненно, в штыки. Он стал раздражать Горбачева.

Многие видели это и поэтому считали служебную карьеру Громыко законченной. Время играло не на Андрея Андреевича, его жизнь и служебная деятельность были в прошлом, к будущему, тем более горбачевскому, он имел мало отношения. Историей и обстоятельствами спор между Горбачевым и Громыко был предрешен.

Размышляя над обстоятельствами удаления Громыко от непосредственного руководства внешнеполитическим ведомством, уже позже я пришел к однозначному выводу — Громыко был слишком тверд и последователен во внешних делах, «неуступчив» с точки зрения Запада, его надо было заменить податливым министром и с помощью последнего реализовать так называемое новое мышление в международных делах.

Таким удобным человеком оказался Шеварднадзе. Громыко олицетворял, защищал принципы, интересы Советского государства, был неприступным для западной дипломатии, непреклонным в отстаивании советских позиций, что создавало массу «неудобств» для Горбачева, в своих помыслах вставшего на чуждый нашему народу путь.

Вскоре Горбачев, убрав с дороги преграды в лице Громыко, стал «творцом» и исполнителем нового курса в советской внешней политике — курса разрушения, сдачи позиций и предательства.

Спустя год Громыко не стало. Прощаясь с ним в Доме Советской Армии (не в Колонном зале Дома Советов, где обычно отдавали последние почести людям такого ранга, не попавшим в силу каких-то причин в опалу), я вспомнил его пророческие слова…

Полную оценку роли Горбачева в развитии современной истории еще предстоит дать. К концу 1991 года он как Президент СССР лишился почти всей власти и уже практически ничего не решал. Когда возникла угроза существования Советского Союза, нужна была твердость, но для этого Горбачев был совершенно неподходящий человек, если бы он даже захотел что-то предпринять.

Последствия его пребывания у власти тем не менее продолжают сказываться до сих пор. Никто или, по меньшей мере, мало кто возьмет на себя смелость сказать о положительных аспектах его деятельности.

Но важнее другое — никто из его единоверцев не пожелал взять на себя даже частицу ответственности за то, что случилось с нашей Родиной, да и не только с ней, свидетелями и невольными участниками чего мы являемся. Они отмежевываются от Горбачева, силятся доказать свою непричастность.

И еще один момент: до Горбачева в течение 20 лет — при Брежневе, Андропове и Черненко — сногсшибательных обещаний, по сути, не делалось. Напротив, отказались от многообещающих заявлений, сделанных в свое время Хрущевым, в частности от его заявления о том, что в 1980 году советские люди будут жить при коммунизме.

Умеренный подход к перспективам развития общества и государства вносил успокоение в массы, не будоражил людей, внушал доверие к принимаемым решениям, призывам партийного и советского руководства.

После 1985 года атмосфера изменилась. Из уст Горбачева посыпались, словно град, обещания кардинальным образом изменить жизнь, в кратчайшие сроки улучшить ее, сделать высокорентабельным промышленное и сельскохозяйственное производство, поднять материальную заинтересованность людей и на этой базе обеспечить более высокое их благосостояние. Приводились сравнения с тем, как обстоят дела на Западе, разумеется, в пользу последнего. Людей убеждали в том, что до сих пор все было плохо, что они шли (или их вели) по ложному пути и что сейчас руководство партии и государства примет меры к тому, чтобы быстрейшим образом исправить создавшееся положение.

Это сопровождалось усиливающейся, уничтожающей, сокрушающей критикой всего сделанного до сих пор. Получалось так, что до Горбачева никто не хотел и не умел, а он, Горбачев, может и умеет.

За все это советские люди заплатили впоследствии весьма дорогую цену. Шли годы, а положение не только не менялось к лучшему — оно ухудшалось, и люди чувствовали это буквально на всем.

Стало падать промышленное и сельскохозяйственное производство, снижаться жизненный уровень. Люди все сильнее ощущали недостатки, лишения, неудобства и, разумеется, делали соответствующие выводы. К 1991 году ситуация настолько изменилась в худшую сторону, что были все основания говорить о наступлении глубокого кризиса общества и государства, хотя, разумеется, тогда мы еще не отдавали себе отчета в том, что этот кризис спустя короткое время углубится в особо опасных масштабах и в конце концов приведет к развалу государства, смене общественного строя.

Можно сказать, что наступил период безответственных обещаний. Обещания стали политикой, с помощью которой демагоги, авантюристы, некомпетентные лица приходили к власти, управляли страной, заводя ее в еще больший тупик.

Первым радикальным лозунгом Горбачева был призыв к ускорению. В нем было больше количественных параметров, чем качественных. Он не содержал целей, очевидных путей движения. Примитивен был призыв, примитивно было и его исполнение. Все оставалось как бы по-старому, только работать надо было быстрее и больше.

Очень скоро люди разобрались в пустоте, отсутствии содержания в этом призыве и говорили о нем с явной насмешкой. Для Горбачева это был первый настораживающий звонок. Положение спасло то, что пока ничего не разрушалось.