Представляю себе, сколько неожиданностей должна скрывать его с виду простая натура.

В какой-то момент он произнес совершенно обычным тоном:

– Хотелось бы мне видеть вас чаще. Мои дела связывают меня с Силезией, однако я могу перенести свою главную контору в Варшаву. Что вы об этом думаете?

Я засмеялась:

– О, поверьте, я совсем не разбираюсь в коммерции.

– Вы ведь понимаете, что речь тут не о коммерции, – пробормотал он, не глядя на меня.

В тот момент к нам приблизился Яцек и мы вынуждены были прервать разговор. Только когда выходили от Казеев, господин Юргус спросил меня негромко:

– Не хотите ли вы завтра посвятить мне минут десять вашего времени?

– Со всей радостью, – ответила я. – Проведайте меня часов в пять.

– Сможем ли мы говорить свободно?

– Несомненно.

Странный он человек. Гальшка лопнет от ревности, что я сумела познакомиться с ним без ее посредничества. Нужно бы завтра похвастаться ей. Собственно, мне ее немного не хватает. Она неимоверно глупа, притворна и завистлива, но все же лучшая моя подруга.

Заканчиваю. Ужасно хочется спать. Господин Хоббен обещал позвонить с самого утра.

Я специально встала очень рано. Не хотела, чтобы на телефонный звонок ответил Яцек. Он в последние дни просто заседает у аппарата.

Господин Хоббен позвонил около десяти. Оказалось, что пока он поселился на четвертом этаже, но уже вечером ему обещали нужную комнату. Поскольку день был хорошим, я предложила прогуляться, совершенно позабыв, что, если мы встретимся с мисс Норманн, все наши планы рухнут. К счастью, он об этом помнил. Но так как нам стоило оговорить определенные подробности, я обещала зайти к нему в четыре.

На сегодня у меня просто гора дел. Не знаю, как удастся со всем справиться и все успеть. Прежде всего я позвонила Гальшке. Словно ничего и не случилось. Впрочем, у меня был удобный предлог, ведь, насколько я знала, ее муж потерял немало денег на своем предприятии. Гальшка была почти очарована. Я сказала ей, что соскучилась по ней и меня удивило то, что ее не было на вчерашнем обеде у Казеев. Это был точно рассчитанный укол. Гальшка из кожи вон лезла, чтобы хоть раз получить от них приглашение. Такая уж она гордячка. Я же совершенно добила ее, сказав:

– Ах, только представь себе, дорогая, я там вчера познакомилась с господином Юргусом. Он ужасно интересный человек. Никогда не думала, чтобы некий мужчина, зная кого-то лишь с виду и по фотографиям, мог быть в него уже настолько влюбленным. Говорю тебе, он не оставлял меня ни на секунду.

Так мы беседовали с полчаса. Она такая болтушка. В любом случае пойду к ним на завтрашний файф.

Естественно, к ван Хоббену я опоздала. Слава богу, ни в холле, ни в лифте не повстречалась с мисс Норманн. Какой же он забавный! На столе стояла бутылка мадеры и поднос с пирожными. В вазах – цветы. Я бы пожурила его за наивный романтизм. Однако пирожные оказались очень кстати, поскольку сегодня у меня не было времени пообедать. И приходилось помнить, что на пять я договорилась с Юргусом. Такой человек наверняка приходит точно с боем часов.

Ван Хоббена зовут Фред, Фред ван Хоббен. Фредди. Красиво звучит. Поскольку на пальце его было кольцо, причем, вне всякого сомнения, женское, я спросила, обручен ли он. Фред возразил:

– Нет, вовсе нет. Это колечко моей матушки. Я очень люблю свою матушку. А это единственная память о ней.

В голосе его не слышалось печали, однако выражение глаз свидетельствовало, что любое воспоминание о матери он переживает очень остро. Это весьма мило. Я уже убеждалась, что мужчины, которые окружают своих матерей благоговением, – лучшая разновидность мужчин. Такие не бывают ни толстокожими, ни легкомысленными в отношении женщин. Они могут даже показаться чопорными снаружи, однако внутри чувственны и нежны. Нежности в них с избытком, как и привязанности, они способны на серьезные жертвы. Ван Хоббен именно таким и выглядел. Несколько минут мы говорили о его матери. Оказывается, она умерла три года назад. Отца же он потерял уже давно. Сперва ему помогали родственники, позже пришлось заботиться о себе самому.

Во время этого короткого разговора между нами протянулись нити истинной приязни. Единственное неудобство рядом с таким молодым человеком – это его робость, признак всякого мужчины, не обладающего пока достаточным опытом. Каждому из них кажется, что любая напористость в отношении женщины оскорбляет ее достоинство. Естественно, я говорю о напористости, которая удерживается рамками хорошего воспитания. Хоббен не только не позволял себе смелых действий, он даже не сказал ни одного слова из тех, что – я это видела – готовы были сорваться с его губ.

Однако его навязанный себе самоконтроль приводил к тому, что пребывание рядом с такого рода молодым человеком имело свои позитивные моменты. Я, несомненно, была права, когда настояла на том, чтобы он остался в Варшаве. Я спросила его:

– Но ведь у вас, конечно, случаются и какие-то отпуска?

– Естественно. Летом я обычно провожу спокойный месяц в Спа, Остенде или Схевенингене.

– Да? – удивилась я. – Тогда вполне возможно, что мы с вами встречались. Я тоже люблю проводить лето на побережье Северного моря.

Он красноречиво взглянул на меня:

– Полагаю, такая встреча осталась бы у меня в памяти.

– Ах, не шутите так.

– Это вы шутите, делая вид, что обвиняете меня в неискренности.

Я некоторое время смотрела на него, потом положила ладонь на его руку:

– Несомненно, я верю, что вы говорите искренне. – А еще через миг добавила: – И хочу верить.

Когда он поднял мою руку для поцелуя, я словно невзначай провела пальцами по его губам.

– Мне уже нужно идти, – сказала я. – Жду кое-кого в пять.

Он был этим пойман врасплох. Как видно, от моего визита ожидал куда большего. Чем, впрочем, я нисколько не удивлена. У меня был истинный bon jour, и я даже представить себе не могла мужчину, который в такой ситуации согласился бы проститься с легким сердцем. Увы, мне приходилось так поступать.

Хорошо, что я успела вернуться домой минут за пять до пяти. Господин Юргус уже ждал меня. Его развлекала тетка Магдалена, чему он, казалось, не особенно рад. Когда она пошла отдать распоряжение слугам (господин Юргус попросил виски с содовой), он сказал мне:

– Я очень давно хотел познакомиться с вами.

– Я тоже слышала о вас.

– Не знаю, что вы обо мне слышали. Но я бы предпочел, чтобы вы немедленно узнали обо мне все.

– Это непросто: знать о ком-то все, – заметила я.

– Верно. Если кто-то скрытен. А я буду совершенно откровенен. Итак, прошу: как я уже вам вчера говорил, я немало пережил. Я объездил чуть ли не весь мир. Многому научился и многое понял. Именно поэтому несчастлив, хотя добился той цели, что перед собой ставил. Я понял, что цель эта ничего не стоит.