– Думаете, у него все будет хорошо? – Ей хочется, чтобы Лу ответила утвердительно. Она понимает, что не может вернуть Стива, и тем не менее чувствует тревогу за него и свою вину. Она оставила его – хотя кто-то может сказать, что он сам оставил себя, – без дома.

– Может быть, – говорит Лу. – Если он будет искать помощь, то сможет ее найти.

– Вы имеете в виду Анонимных алкоголиков и все такое?

– Да. Он пытался обратиться туда?

– Нет.

– Но он может обратиться сейчас. А пока ему есть где жить?

– Не знаю, – честно признается Анна. Ее чувство вины возрастает. Она по-прежнему чувствует себя в ответе за Стива – не может стряхнуть это чувство за одну ночь. Но ощущает и противоположное чувство, новое, и дорожит им: это понимание того, что прежде всего она должна позаботиться о себе. – Я не хочу терпеть его здесь, – повторяет она.

– Да.

– Он может пожить у человека, с которым иногда работает, у Майка, или, надеюсь, у кого-то еще. Я даже не хочу с ним разговаривать. Но мне бы хотелось знать, что он устроился. – Анна обеспокоена. – Сегодня утром я еще ничего не слышала о нем.

– Он взял с собой свой мобильник?

Анне вспоминаются непрерывные звонки вечером.

– Да.

– Я могу позвонить ему, если хотите, – неожиданно предлагает Лу.

– То есть как?

– Проверить, что у него все в порядке. Я работаю еще и в хостеле для бездомных. Так что, в худшем случае, если он не у Майка или кого-то еще, я могу направить его туда.

У Анны смешанные чувства: мысль о том, что Стив в хостеле, обжигает ее изнутри. Тем не менее ей бы хотелось знать, что он в тепле и хоть как-то устроен. Это лучше, чем ничего. Ей невыносима мысль, что и следующую ночь он будет спать на улице под дверью.

– Вам не трудно?

– Конечно нет. Я могу скрыть свой номер, чтобы он не мог позвонить на мой телефон. Мы просто узнаем, что у него все в порядке.

Анна не хочет, чтобы Лу впутывалась в бесконечные звонки, ей не нужен посредник. Но Лу очевидно сталкивалась раньше с таким поведением, как у Стива – не так уж удивительно, учитывая ее работу, – и рассуждает практически, но также и великодушно.

Анна благодарна ей, особенно учитывая, что у самой Лу был трудный день.

«Мать Лу не понимает, какое счастье – иметь такую дочь, – думает Анна, ожидая, когда Лу позвонит и сообщит ей новости. – Она не должна ругать свою дочь, ей надо гордиться ею».

* * *

«Такого еще не было», – думает Лу. Она не знает, что скажет, но нет смысла репетировать. Она уже довольно давно бродит по деревенским лугам. Мать, наверное, гадает, куда она подевалась. К ее облегчению, Стив отвечает сразу.

– Алло?

– О, привет! – говорит она, все еще собираясь с духом. – Я, м-м-м… Вы меня не знаете, но я Лу, подруга Анны.

– Да. Она говорила про вас. – Лу различает новозеландский говор. – Что вам надо?

– Я звоню по ее просьбе. Она просто хочет знать, что у вас все в порядке.

– У меня все прекрасно, – говорит он. Кажется, он не пьян. Это хорошо. – Просто плоховато провел ночь. А у Анны все в порядке? – Слышно, что его голос смягчился.

– Да, кажется, в порядке. – Она переходит к сути: – Вы где?

– У моего приятеля Дэйва. Он говорит, что я могу пожить у него какое-то время.

Ага, Анна была права. Это тоже хорошо. В какой-то степени он стал проблемой для кого-то другого. Но Лу почему-то не хочет, чтобы он оставался там, она надеется направить его в нужное русло, дать надежду. Не ради него и Анны, а для него самого.

– Рада это слышать, – говорит она и добавляет: – Слушайте, Стив, вы меня не знаете и можете просто послать куда подальше, можете не пользоваться моим советом и делать что угодно, это ваше дело. Я знаю, что вы много пьете – мне сказала Анна. – Она делает паузу, дожидаясь его реакции. Если он не собирается ее слушать, то положит трубку. Но нет, она слышит его дыхание, и потому продолжает: – Короче, когда я все выясню, то пошлю вам номер телефона. Есть люди, которые могут вам помочь, если вы решите бросить пить. Хорошо?

– Ладно, – говорит он, а потом добавляет: – Спасибо.

13 ч. 00 мин.

Обед подают ровно в час; ровно в этот момент, когда все садятся за стол, бьют часы на каминной полке в столовой. Только Джорджия уехала домой – ей нужно приготовить обед для своей семьи.

Тем не менее в честь Пэта и Одри мать Лу раздвинула дубовый стол и приготовила им ростбиф. Лу, как обычно, обойдется овощами.

– Значит, ты по-прежнему питаешься, как веганы? – спрашивает Пэт.

– Как вегетарианцы, – поправляет Лу. – Я ем молочное.

– Я думал, ты уже выросла из этого, – говорит он, с аппетитом отрезая себе мяса; из ростбифа на блюдо сочится кровь. Дядя Пэт ложкой кладет порцию овощей себе на тарелку.

– Из этого не вырастают, – поправляет его тетя Одри. – В это верят. – Она улыбается Лу, чтобы показать что-то вроде своего понимания.

Лу признательно кивает. Она давно заметила, что тетя Одри придерживается более либеральных взглядов, чем ее муж и, если на то пошло, ее сестра, мать Лу. У матери есть дети и внуки, однако ее сестра, похоже, лучше, а не хуже понимает младшее поколение.

Несколько секунд слышен лишь звук столового серебра по фарфору. Потом Одри пытается возобновить беседу.

– Значит, – как ни в чем не бывало говорит она, – у тебя сейчас есть бой-френд, дорогая?

Лу чуть не роняет вилку. Она не привыкла к таким прямым вопросам, мать обычно избегает этого.

– Я думаю, у нее было что-то с тем мужчиной из поезда, – говорит мать Лу, приподняв бровь.

Очевидно, при поддержке Одри и Пэта она приготовилась прозондировать почву поглубже, чем обычно.

Лу скрипит зубами.

– Нет, ничего не было, – настаивает она и опускает глаза, тыча вилкой в морковь перед собой. Этот обед невероятно безвкусен, она не может даже взять подливки, потому что в ней жир от мяса.

– Ничего, дорогая, можешь рассказать нам, – говорит дядя Пэт с той чрезмерно сочувственной ноткой в голосе, какую Лу уловила вчера в голосе матери.

«Да не могу! – внутренне протестует Лу. – В том-то все и дело».

– Думаю, она не хочет об этом говорить, – наконец, понимает Одри. – Извини, дорогая, я не хотела соваться не в свое дело. Просто ты такая милая девушка, и…

– …И уже не такая молодая, – помогает ей дядя Пэт.

– Пэт! – пресекает его Одри. – Я хотела сказать совсем не это.

– Я вышла замуж в двадцать один, – замечает мать Лу.