Власть и почет доставались боярам и дворянам, несшим военную службу и владевшим поместьями. Приказные люди обслуживали их, но даже дьяки, максимально продвинувшиеся по карьерной лестнице, считались людьми второго сорта по сравнению с военной элитой. Такая ситуация была закреплена и на символическом, и на экономическом уровнях. До 1680 года дьяки не могли пользоваться отчеством – эта привилегия принадлежала только дворянам; при рассмотрении дел служители стояли, тогда как воеводы (бояре или дворяне) сидели. Канцелярские работники были исключены из системы местничества, бояре и дворяне отказывались заключать браки с выходцами из этой среды. На протяжении XVII века складывалось «чиновничество благородного происхождения», пользуясь выражением Роберта Крамми, – его представителям доставались приказные должности, дававшие максимум престижа, влияния или выгоды. Но все это не повышало статуса гражданской службы в Московском государстве.

Бюрократия осуществляла эффективный контроль во всеимперском масштабе, в частности благодаря тому, что местные должности не отдавались на откуп – как было, например, во Франции или Османской империи в XVIII веке. Таким образом, государство сохраняло рычаги воздействия на местах. Все области, центральные и окраинные, находились под управлением назначаемого Москвой воеводы, как бы мало ни ощущалась его власть в повседневных делах. Все подданные платили установленные царем налоги, ко всем ним применялись введенные царем уголовные законы и бюрократические процедуры. Отражением этого являлось единообразие делопроизводства: однородные документы, отделенные друг от друга десятилетиями и тысячами верст – от Белгорода до Иркутска, – создавались по одному и тому же шаблону, использовали один и тот же язык, выдавая руку московских профессиональных письмоводителей. Этот пристальный контроль со стороны центра являлся для Московского государства залогом влияния на местную власть.

КОММУНИКАЦИИ: КАДАСТРЫ И КАРТЫ

Как полагают специалисты по исторической социологии, в основе функционирования государств раннего Нового времени лежал «надзор» – систематический сбор информации о ресурсах страны. В течение XVII века Московское государство уделяло все больше внимания ресурсам, людским и материальным. Чтобы выявить их и поставить себе на службу, оно использовало переписи, кадастры, налоговые ведомости; все это базировалось на учете населения, хорошо знакомом московским князьям еще с тех времен, когда они собирали дань для Орды. Приняв на вооружение китайские методы, монголы в 1250–1270-е годы переписали все дворы в покоренных русских землях. Так возникло деление городского и сельского населения на «сотни» и т. д. (что дало имя и их представителями – «сотские», «пятидесятские», «десятские») – терминология, использовавшаяся московскими властями в XVII веке. Первые переписи населения были проведены в конце XV века на новозавоеванных территориях – в новгородских, ярославских, белозерских землях – с целью обустройства там поместий, необходимых для увеличения численности дворянской конницы. Земля делилась на три категории в соответствии с ее качеством и расположением, а участки нарезались исходя из этого. Впоследствии власти регулярно составляли описи населенных, пригодных к обработке земель и городских владений не только в недавно приобретенных областях, но и в центре. Целью было упорядочение сбора налогов и земельных пожалований за службу. В XVI веке использование кадастров ускорило переход к единой денежной единице (реформы 1530-х и 1590-х годов), а также к уплате налогов в денежной форме. Кадастры также способствовали дальнейшему закрепощению крестьян: начиная с 1580–1590-х годов, право городских и сельских налогоплательщиков покидать места, к которым они были приписаны, непрерывно ограничивалось. По окончании Смутного времени, в 1620-е годы, поземельные описи фиксировали уменьшение числа населения и площади обрабатываемых земель на северо-западе и в центре, где разорение оказалось наиболее сильным; жителей начали прикреплять к местам их обитания для удобства налогообложения.

Новые системы налогообложения порождали новые виды переписей. В 1646 году некоторые налоги особого назначения стали учитываться не на поземельной, а на подворной основе, что привело к подворной переписи. В 1679 году объектом прямого налогообложения стал не земельный участок, а двор; для учета использовались переписные книги, составлявшиеся с 1676 года. Регулярные переписи дворов в городах и деревнях совершались еще в начале XVIII века. Переписи населения как такового не проводились – не брались в расчет как лица, не являвшиеся налогоплательщиками (военные, духовенство), так и плательщики ясака и представители других нерусских народностей, для которых составлялись особые книги. Учет земли и населения велся и с другими целями, пример тому – перепись нетяглового населения в городах 1649–1652 годов, для уничтожения его привилегий, в соответствии с Уложением 1649 года. В 1680-х годах была начата тщательная и масштабная перепись дворянских земель, которая так и не была завершена.

Особое внимание уделялось военной разведке, прежде всего на окраинах. Воеводы в пограничных областях были обязаны следить за пересечениями границы, задерживать и допрашивать предполагаемых лазутчиков; на южных рубежах разведкой в пользу Московского государства занимались казаки. Питер Пердью отмечает, что экспансионистские усилия крупных евразийских империй в XVII веке привели к первым в истории случаям демаркации границ – между Османской империей, с одной стороны, и Сефевидским государством (1639), а также Габсбургами, с другой (1699); между Московским государством и калмыками, татарами, донскими казаками, турками. Договоры 1689 и 1727 годов установили границу России с Китаем по Амуру, и в таком виде она оставалась более столетия.

Россия занималась систематическим сбором информации об империи Цин. Дипломаты, воеводы приграничных областей, послы и торговцы писали отчеты, тайно вывозили китайские книги и карты. Некоторые выпускали описания своих путешествий, часто составляя их на основе записей о своих и чужих дипломатических беседах. Вся эта информация пользовалась огромной популярностью в Москве и европейских столицах, интересуя тех, кто хотел бы наладить сухопутное сообщение с Китаем и узнать больше о новой (маньчжурской) династии, пришедшей к власти в 1644 году. Так, послы Николай Спафарий (1674) и Избрант Идес (1692–1695) составили отчеты и карты, которые широко распространялись по всей Европе – в виде рукописей (материалы Спафария) и печатных изданий (материалы Идеса). Характерным свидетельством оживленного обмена знаний между Москвой и Европой может служить деятельность Николаса Витсена, который проживал в Москве в 1664–1665 годах и затем занимался общественной и политической деятельностью в Амстердаме: он составлял и публиковал этнографические описания, иллюстрации и карты России и ее степного приграничья: результатом стала книга «Северная и Восточная Тартария» (1692).

Для расширяющихся империй карты имели огромное значение, способствуя покорению новых территорий и контролю над ними. Валери Кивельсон напоминает, что в эпоху политической централизации крупные политические образования «от Англии до Японии» стали наноситься на карты; особенно активно этот процесс шел на протяжении XV века в ведущих странах Западной Европы. Однако Московское государство до XVIII века, по словам Уилларда Сандерленда, «не имело цельной государственной идеологии, в рамках которой территория ценилась бы сама