– Я вспомнила, – наконец сказала она. – Дул поперечный ветер. И я взяла неверную поправку.

Корчов застегнул рубашку.

– Вы помните, что случилось затем? Или ваши техники-психиатры стерли это?

Ли пристально смотрела на Корчова, сердце ее бешено стучало.

– Когда вы подошли, я был еще в сознании, – продолжил он. – Я запомнил, что капитанские знаки отличия были сорваны с другой формы и пришиты неподходящими нитками. Я помню вашу улыбку – кстати, очень симпатичную. Помню, как вы разговаривали со своими лейтенантами. Они спросили, как поступить с ранеными. Вы помните ваш ответ?

– Я приказала им застрелить каждого, кто еще дышал.

– Только не подумайте, что я осуждаю вас за это, – сказал Корчов. – Хотя я обязан своей жизнью тому факту, что у некоторых из ваших солдат было больше… угрызений совести, чем у вас. И все же – это был момент истины. Что-то вроде переоценки ценностей. Знаете, что я подумал, посмотрев на вас?

Ли почувствовала замешательство.

– Откуда, черт возьми, мне знать?

– Я подумал, она – одна из нас. Она похожа на нас. Она не может не быть милосердной. Я видел ваше лицо, вы понимаете. И я подумал, что вы пощадите нас, потому что вы были такой. Когда вы приказали нас расстрелять, я понял окончательно и бесповоротно, что они отняли у вас.

Ли наблюдала гипнотизирующее мерцание контрольных лампочек на помехообразующем устройстве. Она проверила свою память, заглянув в файлы Гилеада, поискала пробелы, места, где эмоции были спрятаны за оцифрованные данные и не соответствовали официальной истории. «Они не должны были посылать нас», – подумала она. И сама эта мысль испугала ее больше, чем все сохранившееся в памяти о содеянном на Гилеаде.

– Никто ничего у меня не забирал, – сказала она наконец. – Я продала это. А почему, когда и что – это не ваше дело.

Корчов наблюдал за ней поверх своей чашки. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно и бесстрастно, и теперь он смотрел в потолок, а не на нее.

– За последние восемь лет я побывал на пяти зависимых территориях. И везде играют в одну и ту же игру, я имею в виду спорт. Спорт бедняков, популярный на зависимых территориях, но совершенно неизвестный во внутренних мирах. Энтузиасты разводят кур мужского пола…

– Петухов, – подсказала Ли.

– Пусть петухов. Они выращивают их для того, чтобы те убивали друг друга. Бои устраиваются тайно по ночам. Этот спорт вне закона на большинстве из планет. Зрители прибывают в назначенное место в назначенный час, делают ставки, пьют различные крепкие напитки. Затем хозяева птиц достают их из клеток, прикрепляют к шпорам острые лезвия и посылают их на ринг клевать и насмерть рвать когтями таких же, как они.

Корчов поставил на стол свою чашку и наклонился через стол, чтобы налить Ли еще чаю.

– Хороший чай, правда? – спросил он. – Да.

– Я получаю его от своего друга из Нового Цейлона. Они там понимают в искусстве чайной церемонии. И в искусстве заключения сделки. Когда-нибудь бывали там?

– Нет.

Корчов опять уселся в кресло с чашкой в руке.

– Между состязаниями бойцовый петух живет в восточной роскоши. Он – принц, примадонна, сатрап. Ему невдомек обычные тяготы и заботы его племени. Но каждое удовольствие, которое мы получаем, покупается болью – принцип, который вам, как мне кажется, нравится, майор. Но даже самый эффектный бойцовый петух – не более чем курятина. – Он провел вытянутым указательным пальцем себе по горлу. – Интересно, что могли бы рассказать эти петухи вам, если бы вы оказались с ними в одной клетке. Интересно, сказали бы они вам, что такая судьба – их собственный выбор? Что они продали свою жизнь, свою смерть и получили за это хорошую плату?

– Я не смогу это узнать, – сказала Ли. – Я – не курица.

– Нет, конечно. – Корчов улыбнулся. – И у меня сильное предчувствие, что вы сейчас скажете, чтобы я закруглялся и перестал тратить ваше время.

Ли подняла бровь.

– Я представляю определенные заинтересованные группы, – продолжил Корчов после паузы.

– Синдикаты.

– Давайте пока не называть имен. В любом случае, на момент гибели Ханны Шарифи эти группы были заинтересованы в… проходивших переговорах. Переговоры достигли той точки, в которой договаривающиеся стороны предполагали получить определенную информацию от доктора Шарифи. Эта информация не была получена. Стороны полагают, что вы, как офицер ООН, расследующий причины ее смерти, способны снабдить их этой информацией.

– Вам нужны записи данных полевых опытов Шарифи.

– Ага. Прямой подход. Как похоже на вас.

– Забудьте об этом. У меня их нет.

Корчов откинулся в кресле, словно уклонялся от удара.

– На настоящий момент – это самое интересное заявление. Во-первых, потому что мы предполагали до сих пор, что они у вас. Во-вторых, и поправьте меня, если я ошибаюсь, ваш ответ предполагает, что если бы вы владели этой информацией, то вы не были бы против того, чтобы ею поделиться.

Ли с сомнением пожала плечами.

– Я думаю, – сказал Корчов, – необходимо поставить вас в известность, что мои… клиенты готовы щедро вознаградить вас за содействие. Деньгами или тем, что может быть для вас ценнее денег, в конце концов.

– Мы опять говорим о курах? – спросила Ли. Корчов закинул назад голову и расхохотался.

– Майор, – сказал он, продолжая смеяться. – Вы более чем соответствуете своей репутации. Нет, мы больше не говорим о курах. Мы говорим о вознаграждении, которое позволит вам, ну, как бы это сказать… решить для себя, когда, где и для кого прикреплять к шпорам лезвия.

– Или?

– Или сотрудничество. То, что вы назвали бы политическим убежищем. В Синдикате по вашему выбору.

– Боже, Корчов. Видела я ваши Синдикаты. Видела, как живут там люди. Для чего мне это нужно?

– Я думаю, что вы ответите на свой вопрос сами, майор.

У входной двери магазина зазвонил звонок. Ли обернулась, чтобы рассмотреть вошедшего клиента. Это был высокий мужчина, одетый во все официально серое. Какой-нибудь дипломат или банкир. Определенно, не местный.

– Господин Линд! – Корчов расцвел при виде клиента. – Вы вернулись, чтобы еще раз взглянуть на Хейердала? Одну секунду, и я – в вашем распоряжении.

Он снял какую-то безделушку с полки над письменным столом и принялся завертывать ее в рисовую бумагу с рисунком, нанесенным вручную.

– Я думаю, что это вам понравится, – сказал он Ли, завязывая сверток длинной зеленой ленточкой. – Это на самом деле уникальная маленькая вещица. Одна из моих любимых. – Он улыбнулся. – Считайте, что это – символ моих добрых намерений. И… многого другого.