Он начал возиться с запонками.

— Не хочешь, чтобы я помогла тебе?

— Нет! Благодарю.

Она не могла не заметить, какой у него жалобный тон. Рубашка доходила Майлзу до колен, поэтому он с трудом стянул ее через голову. Снять сапоги тоже оказалось нелегким делом, очевидно, этим занимался его камердинер, но он все же справился. Эсма глубоко вздохнула: значит, все не так уж и плохо. Вопрос лишь в том, сможет ли Майлз выполнить свою задачу, похоже, страсть им не овладела. Сев рядом с нею на край постели, он по-отечески похлопал ее по руке. Она поцеловала его в щеку, но и после этого Майлз не ринулся к жене. Видимо, ей нужно снять ночную рубашку? Французское белье практически испарилось с ее тела. Нужной реакции не последовало.

Эсма оглядела себя и пришла к выводу, что ее тело столь же привлекательно. В любом случае оно не изменилось со дня их свадьбы, а тогда Майлз смотрел на него с восхищением. Конечно, если они не ссорились.

— Мы же друзья, Майлз. Поэтому ответь мне, пожалуйста, что с тобой? — обыденным тоном спросила она.

— Извини, я не уверен, что смогу это сделать.

— Разве я…

— Нет, ты прекрасна. Я чувствую себя виноватым. — Глаза у него были печальными, как у больной коровы. — Из меня плохой любовник. Мне кажется, я изменяю.

— Леди Чайлд?

— Да. Глупо, конечно. Ведь моя жена — ты, а не она.

— Леди Чайлд — жена твоего сердца. — Эсма улыбнулась ему. — Ты предпочитаешь не делать этого, Майлз?

— Она говорила, чтобы я сделал. Что я должен, что она будет счастлива за меня, что выбора нет.

— Почему же, есть выбор. Ты можешь встать, одеться и уйти в свою комнату.

Он покачал головой.

— Последние несколько лет я все время думаю о наследнике, Эсма. Только не верил, что это возможно.

— Ты мог развестись со мной.

— Нет. Наш брак — наша общая неудача.

— Ты прекрасный человек, Майлз. Я тебя недостойна.

— Глупости!

— Знаешь… — Она встала и подошла к графину с вином. — Давай еще немного выпьем.

Эсма наполнила его бокал, задула свечи, так что комнату освещал только огонь камина, и легла в постель.

— Майлз, иди ко мне. Теперь я хотела бы заняться наследником.

Она словно приглашала мужа стать ее партнером в висте. Кровать прогнулась и застонала под его тяжестью. Она задернула полог, и они лежали в полной темноте. Поскольку он даже не шевельнулся, Эсма вздохнув, протянула к нему руку.

— Я смущен…

— Мы ведь друзья, Майлз. К тому же не девственники, что должно облегчить нашу задачу.

Его рука легла ей на грудь, а ее рука скользнула по его телу вниз.

Эсма вдруг проснулась. Майлз? Нет, он дышал громко, но равномерно. Слава Богу, а то в какой-то момент его дыхание стало настолько тяжелым, что она испугалась.

Они справились не так уж и плохо, сказала она себе, пройдя через это с малой долей охоты, зато с большой долей юмора. Если потребуется, она вполне может это повторить. Чтобы забеременеть, нужно время, скорее всего раза четыре или пять.

Нет, она действительно что-то слышала! Эсма приподнялась на локтях, но полог мешал ей что-либо рассмотреть. Тем не менее в комнате определенно кто-то был.

Вспомнив о статуэтке, которую отдала ей на хранение Джина, она вздрогнула. Фигурка стояла на туалетном столике, и любой вошедший сразу бы ее увидел.

Эсма прижалась губами к уху мужа:

— Проснись! В нашей спальне вор!

Майлз проснулся, не издав ни звука, легонько оттолкнул ее и сел. Кровать скрипнула, однако вор, казалось, ничего не заметил. Потом она услышала, как открылась дверь. Возможно, он решил, что это она повернулась во сне. Беззвучно соскользнув по другую сторону с постели, она шмыгнула за полог, схватила «Афродиту» и стала на цыпочках обходить кровать. Майлз уже догнал вора, и, хотя огонь в камине почти догорел, она различила две борющиеся фигуры, услышала надсадные хрипы мужа.

Эсма наконец обрела голос.

— На помощь! На помощь! — закричала она, дергая шнурок звонка. — Кто-нибудь! Помогите! В нашей комнате вор!

Через секунду она услышала в коридоре шум, но все произошло так быстро, что впоследствии она с трудом могла описать случившееся.

Два боровшихся человека вдруг разделились, более массивный покачнулся и упал на колени, прижимая руки к груди.

— Майлз! — крикнула она, бросаясь к мужу.

Как ни странно, вор не обратился в бегство, и она замахнулась на него «Афродитой».

— Если подойдешь, я размозжу тебе голову! — Потом она увидела лицо Майлза, и статуэтку выпала у нее из рук. — Майлз, ты в порядке?

Тот непонятно сгорбился, опустив голову на грудь, из которой вырывались булькающие звуки.

Вор присел рядом и вытянул руку, чтобы поддержать голову Майлза.

— Боже мой, Себастьян!

Дверь распахнулась, в комнату ворвалась толпа людей, но Эсме было не до них. В свете многочисленных свечей она увидела, что лицо Майлза приобрело ужасный серо-зеленый цвет. Она попыталась уложить его, однако не сумела.

— Помогите мне, — хрипло произнесла она. — Майлз, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Сильные руки оттолкнули ее в сторону, леди Чайлд прижала Майлза к себе, и его голова легла ей на грудь. Эсма с отчаянием увидела, насколько безжизненно тело мужа.

— Открой глаза, Майлз, — сказала леди Чайлд. Наступила тишина. Эсма будто издалека услышала, как Элен просит всех покинуть комнату, рассеянно подумала о Себастьяне, но тут Майлз открыл наконец глаза. Он посмотрел на леди Чайлд, и от выражения его глаз у Эсмы перехватило дыхание.

Леди Чайлд положила руку ему на щеку.

— Не разговаривай, дорогой, — спокойно произнесла она и чуть слышно добавила: — Пошлите за доктором.

Вскочив, Эсма бросилась к двери. Снаружи, мрачный и неумолимый, как часовой, стоял Боннингтон.

— Что вы тут делаете? — прошипела она.

— Жду, придет ли в себя лорд Роулингс. — Лицо у него было совершенно белым.

— Срочно требуется доктор! — с яростью выдавила она. — Приведите его!

— За ним уже послан экипаж. Могу я…

Но Эсма захлопнула дверь и не слышала, что он говорит. Майлз опять смотрел на леди Чайлд, дыша медленно, с явным трудом.

— Уильям, — неприятным шепотом сказал он.

— Уильям? Кто такой Уильям? — спросила Эсма.

— Ребенок, — ответила леди Чайлд. Ее ладонь все еще лежала на щеке Майлза. — Так мы назовем вашего ребенка.