– Но это ужасно. Мы ведём себя друг с другом вежливо, формально, и я что-то вроде половой тряпки…

– Что ж, как раз сейчас мы это улаживаем, дорогая, – выбираем тебе цвета. Но вообще-то, совершенно неважно, вроде ты там чего-то, да, Мэри? Просто надо быть настоящей.

– Вот это правильно! – просияла Мэри – она была размером с огромный куст.

– «Настоящей»? – удивилась я.

– О, знаешь, дорогая, – как Вельветовый Кролик! Помнишь – твоя любимая книга, Юна тебе читала, когда у нас с папой была проблема с браком. Ну вот, посмотри!

– Знаешь, а ведь ты права, Пэм! – Мэри отступила в сторону с изумлённым видом. – Она Весна.

– Ну я же говорила!

– Говорила, Пэм, а я настаивала на Зиме. Тем более ты права!

* * *

9 сентября, вторник

2.00. В постели, одна, всё ещё в доме Марка Дарси. Мне кажется, теперь вся жизнь моя пройдёт в абсолютно белых комнатах. По дороге из «Дебенхемс» я потерялась. Получилось глупо; я сказала полицейскому, что меня с детства учили: если потеряешься, спроси у полицейского. Но он почему-то не оценил юмор. Когда наконец я вернулась, снова провалилась в сонный обморок; проснулась в полночь и обнаружила, что в доме темно, а дверь в спальню Марка Дарси закрыта.

Пойти вниз, приготовить чай и посмотреть на кухне телевизор? А если Марка нет, он с кем-то гуляет и приведёт её домой, а тут я – пью чай, как сумасшедшая тётка мистера Рочестера?

Всё вспоминаю мамины слова – надо быть настоящей – и книжку про Вельветового Кролика (хотя, по правде сказать, именно в этом доме у меня уже достаточно проблем с кроликами). Мама утверждает, что это была моя любимая книжка (сама я не помню): о том, что у маленьких детей есть одна игрушка, которую они любят больше всех других; пусть мех стирается и обвисает, ручки-ножки отрываются, – всё равно она самая красивая в мире и немыслимо с ней расстаться.

– Вот так же и когда люди истинно любят друг друга, – шептала мне мама в лифте в «Дебенхемс», будто раскрывая ужасающий, постыдный секрет. – Но дело всё в том, дорогая, что этого не происходит, если игрушка с острыми углами – урони, и разобьётся – или сделана из этой глупой, недолговечной синтетики. Надо быть смелой и не скрывать от другого, кто ты есть и что ты чувствуешь.

Лифт остановился возле отдела с принадлежностями для ванн.

– Уфф! Ну что ж, это было забавно, правда?! – прощебетала мама, резко сменив тон: в лифт втиснулись три дамы, в ярких блузках, с девяносто двумя пакетами, и встали вокруг нас. – Видишь, я знала, что ты Весна.

Ей хорошо говорить. А расскажи я мужчине, что на самом деле чувствую, – убежит за милю. Просто для примера – вот что я чувствую в данный конкретный момент:

1 ) Одиночество, усталость, страх, печаль, смущение и крайнюю сексуальную непригодность.

2) Ощущение собственного безобразия – волосы торчат разнообразными рожками и фигурками, а лицо опухло от усталости.

3) Растерянность и грусть, так как не имею понятия, нравлюсь ли я всё ещё Марку или нет, и боюсь спросить.

4) Огромную любовь к Марку.

5) Усталость от сна в одиночестве и попыток решать все проблемы самостоятельно.

6) Тревогу от ужасающей мысли, что у меня не было секса вот уже пятнадцать миллионов сто двадцать тысяч секунд.

Итак, если суммировать, что я есть на самом деле, получится одинокое, безобразное, грустное существо, мечтающее о сексе. Ммм, – привлекательно, интригующе. Ох, чёрт возьми, не знаю, что делать. Выпить, что ли, стакан вина. Пожалуй, спущусь вниз. Ну не вина, так чаю. Разве что есть открытая бутылка – просто это поможет мне заснуть.

8.00. Поковыляла по лестнице на кухню. Свет включить не удалось – попробуй найди эти выключатели особого дизайна. Проходила мимо двери Марка со слабой надеждой – вот он проснётся; не проснулся. Снова стала спускаться на ощупь – и вдруг застыла на месте: передо мной выросла громадная человеческая тень, она приближалась ко мне. Поняла, что это мужчина – огромный мужчина, – и завизжала. Тут же сообразила – это Марк, неодетый, и тоже кричит, причём гораздо громче меня, в полном, безграничном ужасе… Так кричат в полусне, когда чудится – вы наткнулись на что-то самое кошмарное в своей жизни.

Прекрасно, так вот что получается, когда он видит меня с всклокоченными волосами, без макияжа…

– Это я, – сообщила я, – Бриджит.

На секунду мне показалось – сейчас Марк закричит ещё громче, но он опустился на ступеньку, не в состоянии унять дрожь.

– Ох!.. – Он пытался глубоко вздохнуть. – Ох, ох…

Марк сидел на лестнице с таким беззащитным, потерянным видом, что я не удержалась, села радом, обняла его и притянула к себе.

– О боже! – прошептал он, зарываясь лицом в мою пижаму. – Какой же я идиот…

Мне вдруг стало смешно, то есть ведь это действительно смешно – испугаться до смерти собственной бывшей подруги.

Марк тоже смеялся.

– Господи, не очень-то по-мужски пугаться по ночам. Подумал – это убийца.

Погладила его по голове, поцеловала в маленькую лысинку, где стёрлась шёрстка. А потом рассказала ему всё, что чувствовала, – что на самом деле чувствовала. И произошло чудо: когда я закончила, он признался, что чувствует абсолютно то же самое.

Взявшись за руки, как дети, мы спустились в кухню и с огромными трудностями разыскали за неприступными стальными стенками сок и молоко.

– Понимаешь, как получилось, – объяснял Марк, пока мы жались у духовки, грея руки о чашки, – когда ты не ответила на мою записку, я и подумал, – значит, вот так, и не хотел, чтобы ты решила, будто я как-то навязываюсь. Я…

– Постой, постой! – перебила я. – Какую записку?

– Которую я передал тебе на поэтических чтениях, перед тем как уйти.

– Но это просто стихотворение Киплинга.

Невероятно! Оказывается, когда Марк опрокинул голубого дельфина, он писал не завещание, а записку для меня.

– Мама мне сказала, единственный выход – честно признаться в своих чувствах, – объяснил Марк.

Старейшины племени, ура! В записке говорилось, что он всё ещё меня любит, с Ребеккой не встречается и, если я чувствую то же самое, он ждёт моего звонка вечером; в противном случае он больше не будет меня беспокоить и останется моим другом.

– Так почему тогда ты ушёл от меня к ней? – спросила я.

– Я не уходил! Это ты от меня ушла! А я, чёрт возьми, даже не представлял себе, что, оказывается, встречаюсь с Ребеккой, пока не приехал на загородную вечеринку и не попал с ней в одну комнату.

– Но… ты когда-нибудь спал с ней?

Я испытала неимоверное облегчение – так Марк не настолько бессердечен, чтобы надеть мой подарок, трусы «Ньюкасл юнайтед», перед запланированным заранее сексом с Ребеккой.