XXVII. Хижина

Марсель ждала мельника в нижнем конце церковной площади, точно в указанном им месте. Он появился ровно в два часа и вошел в калитку расположенного рядом тенистого садика, сделав ей знак следовать за собой. Это был заурядный деревенский садик, не ухоженный и потому особенно прелестный, густо заросший зеленью. Марсель пересекла его и, пройдя сквозь живую изгородь, вступила во двор при хижине — одной из самых бедных хижин в Черной Долине. Двор замыкался с одной стороны домишком, с противоположной — садиком, а с двух других сторон — покрытыми соломой хворостяными навесами для кур, двух овец и козы, составлявших все богатство хозяина, настоящего сельского пролетария, зарабатывавшего своим трудом лишь хлеб насущный и не владевшего ничем — даже жалкой лачугой, в которой жил, и садом, который выращивал. Внутри хижина имела такой же убогий вид, как и снаружи, но Марсель отметила про себя чрезвычайную опрятность помещения и восхитилась мужеством хозяйки, явно стремившейся хоть таким способом бороться с ужасом нищеты. На неровном, в кочках, земляном полу не было ни соринки; скудная обстановка до того сверкала чистотой, что, казалось, она покрыта лаком. Вымытая глиняная утварь была аккуратно развешана по стене и расставлена по полкам. У большинства крестьян Черной Долины самая крайняя, самая беспросветная нищета не кричит о себе и имеет благообразный вид благодаря этой постоянной, настойчивой заботе о чистоте и порядке. Деревенская голь трогательна в своей сердечности. С бедняками можно жить душа в душу. Они не только не внушают отвращения, но вызывают сочувствие и известное уважение. Как мало нужно было бы им уделять от излишков, которые есть у богачей, чтобы устранить из их жизни горечь, скрываемую за видимым благородным спокойствием!

Эта последняя мысль возникла у Марсели и отозвалась болью в ее сердце, когда она увидела шедшую ей навстречу хозяйку дома, которая держала на руках ребенка и была окружена еще тремя детьми, цеплявшимися за ее передник. Пьолетта — так звали хозяйку (иначе — Полина) — была еще молода и красива, хотя уже несколько поблекла, истощенная тяготами материнства и вынужденным отказом от самых необходимых для жизни продуктов. Каково жить трудящейся женщине, кормящей матери, если ей никогда не достается ни мяса, ни вина, ни даже овощей! Дети, однако, отличались превосходным здоровьем, и лицо матери, хотя и бледное, с бескровными губами, озарялось мягкой, приветливой улыбкой.

— Добро пожаловать, сударыня, прошу садиться, — сказала Пьолетта, пододвигая к Марсели плетеный соломенный стул, покрытый чисто выстиранной холщовой салфеткой. — Господин, которого вы ожидаете, уже был тут до вас и решил покамест походить посмотреть на гулянье, но он скоро вернется. Вот беда: хотелось бы вас угостить как полагается, да нечем… Полакомитесь, прошу, хотя бы этими сливами — они прямо с дерева, и орешками, может, не побрезгаете. А ты, Большой Луи, не отведаешь слив из моего сада? Рода бы винцом тебя попотчевать, да ведь ты Знаешь — лозы у нас нет, и кабы не ты, не было бы порой и хлеба.

— Вам очень трудно живется? — спросила Марсель, незаметно опуская золотую монету в карман девочки, которая с удивлением дотронулась до ее черного шелкового платья. — И Большой Луи помогает вам? Он ведь сам не богат…

— Он-то? — промолвила Пьолетта. — Да он самый добрый человек на свете! Кабы не он, мы бы померли от голода и холода за последние три зимы; но он дает нам муку, дрова, одалживает лошадей, когда, бывает, кто-нибудь у нас занедужит и надо съездить на поклон к святому угоднику, он…

— Полно тебе, Пьолетта, представлять меня этаким ангелом-хранителем, — сказал мельник, перебивая ее. — Вот уж, в самом деле, заслуга, что я не оставляю в беде такого дельного работника, как твой хозяин.

— Дельного работника! — воскликнула Пьолетта, качая головой. — Бедный мой муженек! Господин Бриколен на всех углах твердит, что он человек никудышный, потому как слабосильный он…

— Но он делает все, что может! А мне по душе люди старательные — потому я всегда их и нанимаю.

— Зато господин Бриколен и говорит, что тебе вовек не разбогатеть да что у тебя, верно, ум за разум зашел, коли ты нанимаешь таких хилых себе в работники.

— Что ж, выходит, никто их не должен нанимать? Пускай с голоду подыхают? Ничего себе рассужденьице!

— Но вы же знаете, — сокрушенно сказала Марсель, — какую мораль проповедует господин Бриколен: «Тем хуже для них!»

— Барышня Роза — очень добрая, — снова вступила в разговор Пьолетта. — Коли бы ей можно было, она помогала бы такой голытьбе, как мы; но она, бедная девушка, ничего не может: разве что принести потихоньку от домашних белого хлебца на тюрю моему меньшенькому. Да я бы и этого не хотела! Потому как, ежели бы ее маменька увидела, что было бы! Ох, и крутая же она женщина! Но так уж свет устроен: кто злой, а кто добрый. А вот и господин Тайян идет. Вам не пришлось долго ждать.

— Ты помнишь, Пьолетта, о чем я тебя предупреждал? — спросил мельник, прикладывая палец к губам.

— Ах, Большой Луи! — отозвалась крестьянка. — Да я скорее язык проглочу, чем пророню хоть словечко!

— Тут, видишь ли, дело такое, что…

— А мне и не надо растолковывать, что да зачем, Большой Луи; раз ты велишь помалкивать, значит так надо, и все тут. Пойдемте, дети, — сказала она троим малышам, игравшим у порога, — поглядим чуток на гулянье.

— Госпожа сунула девчонке в карман луидор, — тихонько сказал ей Большой Луи. — Это не плата тебе за молчание; она понимает, что ты его не продашь за деньги. Просто она видит, что ты в нужде. Припрячь монету, а то девчонка ее, чего доброго, посеет, и не благодари; госпожа не любит, чтобы перед ней рассыпались; затем-то она и постаралась сделать это незаметно.

Господин Тайян был человек порядочный и для беррийца даже очень деятельный, довольно способный по части ведения дел, но только чересчур большой любитель всласть пожить. Он был привержен к мягким креслам, тонким закускам, обильным обедам, горячему кофейку и гладким дорогам — чтобы не тряско было катить в двуколочке. Ничего подобного не принесло ему посещение бланшемонского празднества. Тем не менее, хоть и чертыхаясь по поводу сельских развлечений, он по доброй воле оставался здесь целый день, одним оказывая услуги, с другими делая свои собственные дела. В пятнадцатиминутном разговоре он легко доказал Марсели возможность и даже большую вероятность продажи ее земли за хорошую цену. Но что касается скорой продажи и выплаты всей