На водительском месте неизвестный парень свесил голову так, что Стерх не сомневался – он спит глубоким, усталым сном. От небольшого приборчика с весело мигающими огоньками, стоящим рядом с водителем на переднем сиденье, отходили наушники, временами, изображая занятость, Собинов брал эти наушники и подносил их к щеке.

– Привет, Стерх, – сказал Линдберг, с трудом повернувшись к вновь пришедшим. – Рад сообщить, что твое предположение было правильным.

Стерх промолчал, ему не очень хотелось сидеть здесь, но скорее всего, Линдберг был прав, торчать в знакомой Марине «Ниве» было не очень разумно. Она могла и осмотреться перед тем, как соваться в ловушку. А тогда…

– Поэтому я решил твое вшивое агентство пока не прихлопывать, – сообщил Линдберг, и даже попытался улыбнуться, демонстрируя отличные, а может быть, и искусственные зубы.

Стерх опять не ответил. Вика посмотрела на него и решительно заявила:

– Мы не вшивое… Мы делаем то, что должны были бы делать вы.

– Да, с такими замашками, как у вас, кто же может состязаться, – буркнул Линдберг и отвернулся.

Связываться с Викой он не хотел, скорее всего потому, что она сняла свою вязаную шапочку и ее зеленые волосы рассыпались на воротнике курточки.

Стерх с тоской потопал ботинками, сбивая с них снег. Сидеть в этой машине, поддерживать не очень содержательный разговор ему не хотелось. Но деваться было некуда, он сам напросился на этот, завершающий, этап дела, и Линдберг, скорее всего, выразил таким образом допустимую меру благодарности. Вероятно, ему еще меньше хотелось, чтобы Стерх с Викой сидели тут, но он крепился.

– Вы установили подслушку в доме? – спросил он Собинова.

– Ага, и на телефон Капитанова, и на… – Собинов почти с нежностью погладил приборчик, стоящий сбоку от водителя. – Запитали от аккумулятора, теперь и звонить можно. Техника, – закончил он свой монолог, с явным уважением.

– Ерунда вся эта техника, – буркнул Линдберг. – Наружное наблюдение проторчало тут все это время. Представляешь, Стерх, почти месяц наружки, да еще по полной программе. Стоило кому-то из названных тобой лиц выйти за хлебом, приходилось… – Он расстроенно наклонился к окну, демонстрируя негодование. – Если бы ты тогда ее не отпустил, всего этого удалось бы избежать.

– Ну, чего ты от меня хочешь? – отозвался Стерх. – Браунинг ее я отдал, объяснительные написал. Выложил все на тарелочке…

– Тарелочка твоя оказалась и немытой, и щербатой, – резко пробасил Линдберг. – Сразу все нужно делать, как положено. Сразу. Тогда и претензий никто тебе не предъявлял бы.

– Грубый ты все-таки, Линдберг, – отчетливо произнесла Вика.

– Что?

– Что слышал, – отозвался Стерх, потому что Вика, ошалев от собственной смелости, промолчала. – Что мы от таких как ты слышим все время? Ругань и попреки, угрозы и недовольство… Ты не задавался вопросом, почему люди, подобные Нюре и даже тем же Прорвичам не спешат прибежать к вам? Не спрашивал себя?

– Эх, раскипятился, – пробурчал Собинов.

– Вы послушайте, что я думаю, – разозлился Стерх. – Придется послушать, потому что я прав… Если бы вы делали свое дело как следует, не прессовали каждого свидетеля просто по привычке, если бы хоть внешне соблюдали иногда приличия, для проформы держались вежливо, если бы работали, как ты выразился, как положено, черта с два они бы ко мне приходили. А они приходят, и будут приходить. Потому что я – прокладка между вами и теми людьми, которые уже оплатили ваши услуги, но которым вы не всегда – слышишь, – почти никогда не торопитесь помочь. И вместо того, чтобы это осознать, вы только ругаетесь, только угрожаете…

– Нет, ты понимаешь, Собинов, – сказал Линдберг своему верному помощнику, – мы еще и виноваты… Он всегда на судах говорил лучше, чем в жизни. Кажется, это Паганини на репетициях играл хуже ремесленника, зато на концертах… Одно время я его даже уважал за это. – Он повернулся к Стерху. – Слушай, ты сидишь тут, хотя я и не понимаю, как ты этого добился. Но ты сидишь, а потому помалкивай, слышишь, бывший судебный Паганини?

Они все замолчали, нехорошо замолчали, и Линдберг понял это. Он первый же и попытался это молчание разбить.

– Как у тебя дела – вообще-то?

– Я надеялся, что можно помолчать… – Стерх вздохнул. – Нормально.

– То, что ты получил деньги задним числом от Прорвичей, я знаю, – проговорил Линдберг. – А что с новыми делами?

– Наши акции идут в гору, – с деланной радостью объявила Вика. – Пару дней назад звонил тот самый тип, который чуть не сбил на месте аварии машины Халюзина Марину, ну, когда Стерх повез ее туда, чтобы расколоть.

– Помню, – кивнул Линдберг. – У него об этом в рапорте очень… живописно доложено.

– Оказывается, он какой-то производитель кошек…

– Ч-чего? – удивился Линдберг.

– Ну, он привез откуда-то редкого кота, особенного и очень дорогого, ценою под десять тысяч долларов.

– Такие коты бывают? – сдержанно удивился Собинов, но тут же заерзал от смущения.

– И он сдавал его на случки… – Вика чуть тряхнула головой, не найдя подходящего слова. – За каждого из этих котят цена выходит под тысячу, если с паспортом и всеми причиндалами.

– Понимаю, – отозвался Линдберг.

– Так вот, один конкурент этого… котовода похитил основу благосостояния нашего клиента и требует выкуп. То есть, угнал этого кота и держит его в каком-то специальном питомнике. Сначала заявлял три тысячи, но теперь уже поменьше. – Вика вытянула ноги, потом все-таки поджала их. – Котовод нанял нас, чтобы мы провели с похитителем переговоры, скостили выкуп, и главное, вернули ему драгоценное животное в целости и сохранности.

– Теперь надеешься на котах заработать? – спросил Линдберг Стерха, подозрительно скосив глаза.

– Уже, – сказал Стерх, – зарабатываю. Он выплатил аванс, кстати, больше, чем за дело с Нюрой.

– Ты заставил его платить за унижение, – кивнул Линдберг. – Одобряю.

– Почему же за унижение? Обычная работа… Кота я, конечно, верну, и довольно скоро.

Они снова посидели. Внезапно Собинов, который решил, что он тоже может поучаствовать, или просто вспомнил один из разговоров, который они некогда вели с Линдбергом, спросил, ни к кому не обращаясь:

– Все-таки, я не очень понимаю, почему они убили девушку? У них же хватало денег от нее просто откупиться!..

Стерх посмотрел на Собинова, и вдруг увидел такой азартный блеск в его глазах, что решил ответить.

– Витунов относится к тем людям, которые считают, что им можно больше, чем остальным. Они покупают самые крутые тачки и едут на красный свет, они покупают особняки на берегу водохранилища и устраивают подобие великосветской жизни… И они презирают всех, кто, по их мнению, остался вне этого благополучия. – Он прислушался к себе, кажется, он действительно понимал, почему так получилось, и продолжил: – Следует учесть, Митяша не хотел ее убивать. Но Витунов-старший решил таким образом преподать урок Митяше, хотел сделать его таким, каков сам. Он считал, вероятно, что этим приобщает его к новой психологии и новому отношению к жизни, недоступному нам, простым смертным.