Точка зрения героини: герой протягивает руку, словно для того, чтобы коснуться ее щеки в прощальном жесте.

Курсор мечется по экрану, как перекрестье прицела. Замирает на уголке его рта. Щелчок мыши – зум, увеличение. Несколько быстрых поправок. Еще щелчок. Возвращение к нормальному размеру.

Выражение его лица слегка изменилось. Как и настроение всей сцены.

Да, думает Кейс, «разбивщики» могут сушить сухари. Фрагменты – это живой, незавершенный проект.

– Нора. – Стелла бесшумно выступает вперед и опускает руки на укутанные шалью плечи человека, который сидит перед экраном. Правая рука Норы, лежащая на мыши, на мгновение замирает; Кейс каким-то образом чувствует, что это не связано ни с руками на плечах, ни с присутствием незнакомца.

Кейс пока не видит ее лица – только длинные темные волосы, разделенные прямым пробором. Совсем как у сестры. На волосах блик от светящегося монитора.

Стелла склоняется, говорит что-то по-русски, и Нора медленно поворачивает голову. Контур ее лица резко очерчен в свете изображения на экране.

Это лицо Стеллы – с небольшой, практически неуловимой вертикальной погрешностью. Никаких шрамов, только легкое смещение костей черепа. Кожа такая же гладкая и белая, как у сестры.

Кейс смотрит в темные глаза. Одну секунду Нора видит ее. Потом опять не видит. И поворачивается к экрану.

Стелла придвигает свободный стул:

– Садитесь. Смотрите, как она работает.

Кейс качает головой, ее глаза щиплет от слез.

– Садитесь, – очень мягко повторяет Стелла. – Сейчас вы ей не помешаете. Вы проделали долгий путь. Вам надо увидеть, как она работает.

Кейс проверяет время: она пробыла в комнате Норы чуть больше трех часов.

Вряд ли ей когда-нибудь удастся описать свои ощущения от увиденного. Даже Капюшончик вряд ли поймет.

Она наблюдала, как скелет нового фрагмента появляется практически из ничего. Из случайных обрывков видеоматериала. Из образа незнакомца, который стоял однажды на пригородной платформе, а потом обернулся и поднял руку в приветствии, и был пойман на пленку, чтобы сегодня, бог знает сколько времени спустя, оказаться на одном из вспомогательных экранов в студии Норы и попасть под беспокойный блуждающий курсор. Она наблюдала, как элементы случайного жеста становятся частью героя в черном плаще, чья жизнь, как и жизнь других героев, заключена в границы города «Т», очертания которого Нора накладывает на создаваемые фрагменты. Ее сознание тоже привязано к Т-образному осколку, застрявшему в мозгу: к фрагменту взрывателя мины «Клэймор», убившей ее родителей, к обломку металла, который вошел в череп так глубоко и прочно, что его нельзя извлечь. Тысячи таких штампованных деталей вышли из-под автоматического пресса где-то в Америке, и рабочие, стоявшие за прессом, должно быть, думали – если им вообще свойственно думать о конечном результате, – что с помощью этой детали будут убиты русские злодеи. Но та война уже давно закончилась – война Уина и Баранова, старая, как кирпичные здания за колючей проволокой позади ржавого трейлера, где угрожающие знаки стерегут гулкое отсутствие служебных собак. Каким-то образом этот осколок старого арсенала, ставший бесхозным после проигранной советами последней войны, нашел новых хозяев среди врагов русского бизнесмена, и одна маленькая деталь, только слегка поврежденная взрывом безжалостно-простого устройства, впечаталась в мозг девушки по имени Нора. И оттуда, из ее ран, под аккомпанемент терпеливо-ритмичных пощелкиваний мыши появляется на свет это чудо – фрагменты.

В темной комнате, где из окон можно увидеть Кремль, если с них соскоблить черную краску, Кейс ощутила присутствие ослепительного творческого начала, оказалась у вожделенных истоков цифрового Нила, очаровавшего ее друзей. Эти истоки – здесь, в слабых, но точных движениях бледной женской руки. В легких щелчках мыши. В глазах, которые светятся мыслью, только когда смотрят на экран.

Одна большая рана, беззвучно говорящая в темноте.

Стелла находит ее в коридоре – с мокрым от слез лицом, с закрытыми глазами, спиной к гипсовой стене – такой же неровной, как лобная кость Норы.

Она подходит, кладет ей руки на плечи:

– Теперь вы видели ее работу.

Кейс открывает глаза, кивает.

– Пойдемте, – говорит Стелла, – у вас потекла тушь.

Стелла ведет ее мимо пустых рабочих мест в сумеречное сияние кухни. Открыв бронзовый кран, она мочит серую салфетку и передает ее Кейс. Та прижимает мокрую холодную бумагу к горячим глазам.

– Сейчас осталось очень мало таких домов, – рассказывает Стелла. – Земля слишком дорого стоит. Это здание, которое мы с Норой с детства любим, – собственность моего дяди. Он не позволяет его сносить, потому что Норе здесь удобно. Цена для него не имеет значения. Он просто хочет, чтобы мы были в безопасности. И чтобы Нора чувствовала себя спокойно и уютно.

– А вы, Стелла? Чего хотите вы?

– Я хочу, чтобы мир узнал о ее работе. И об остальном, чего вы не знали и не могли знать. О том, как здесь жилось творческим людям. О том, как в квартирах, подобных этой, возникали целые вселенные, замешанные на крови и воображении, – возникали, чтобы умереть вместе со своими создателями и раствориться в океане хаоса. Нора со своей работой тоже постепенно уходила в этот океан. – Стелла улыбается. – Однако теперь появились вы.

– Они ваши родители? Та пара в кино?

– Может быть. В молодости. Они их действительно напоминают. Но если у ее работы есть сюжет, то он не из их жизни. Это вообще не их мир. А какой-то другой. Это всегда другой мир.

– Да, – соглашается Кейс, положив на стол размокшую салфетку. – Это всегда другой мир... Скажите, Стелла, те люди, которые вас охраняют по приказу дяди, – от кого они вас охраняют, как вы думаете?

– От его врагов. От любого, кто захочет использовать нас, чтобы навредить ему. Поймите, предосторожности – обычное дело для такого человека, как мой дядя. Необычно другое: что Нора художница. И вся ее ситуация необычна, и ее состояние, и то, что я хочу показать людям ее работу, – да, это все необычно. А в том, что нас надо охранять, – тут ничего необычного нет.

– Вы понимаете, что они заодно охраняют вас от и других вещей, может, сами того не зная?

– Нет, я не понимаю.

– Работа вашей сестры стала очень ценной. Ваши усилия не пропали даром. Искусство Норы воспринимается как настоящее чудо, выходящее из самого сердца нашего мира. И все больше людей в разных странах следят за этим проектом.

– Но в чем здесь опасность?

– У нас есть свои богатые и влиятельные люди. Любое явление, которое стабильно притягивает к себе внимание, становится очень ценным с точки зрения потенциальных возможностей.

– Чтобы сделать из него коммерческий продукт? Мой дядя никогда не допустит такой огласки.

– Продукт и так уже очень ценный. Гораздо ценнее, чем вы можете себе представить. Коммерческая часть – это просто создание брэнда, открытие франчайзов. Они уже готовятся к этому. По крайней мере один из них. И этот человек очень умен. Я знаю, потому что работаю на него.