Для меня оказалось полной неожиданностью, что кто-то ночью под дождем явится в наш лагерь посередине необитаемого леса. Впрочем, я уже привык к тому, что вещи, неожиданные для меня, на Новой Гвинее случаются часто, и я никогда не чувствовал, что мне лично грозит опасность со стороны кого-либо из новогвинейцев. Позавтракав и сложив палатки, мы двинулись дальше. Наш путь сначала лежал вверх вдоль этой ужасной речной долины, а потом по красивому высокоствольному лесу. Я испытывал благоговение, как в высоком готическом соборе. Я шел в одиночестве впереди моих новогвинейских друзей, чтобы опознавать не потревоженных ими птиц и наслаждаться волшебством этого леса. Только дойдя до большой реки, на берегу которой располагалось селение, бывшее нашей целью, я сел и стал дожидаться, чтобы меня догнали остальные. Как оказалось, я намного обогнал их.

Наше десятидневное пребывание в изолированной маленькой деревушке было таким интересным, что я забыл о случае с ночным пришельцем. Когда наконец пришло время возвращаться в большую деревню, откуда мы пришли, местные жители из моих проводников предложили другой маршрут, который позволил бы миновать труднопреодолимую речную долину. Новый маршрут вел по хорошей сухой тропе, тянущейся через лес. Чтобы добраться до большой деревни, нам понадобилось всего два дня вместо тех мучительных трех, которые ушли на дорогу в первый раз. Я до сих пор не знаю, почему наши проводники в тот раз обрекли на изнурительное карабканье вдоль потока не только себя, но и нас.

Впоследствии я рассказал о наших приключениях миссионеру, который прожил в этих местах несколько лет и который тоже посещал ту маленькую уединенную деревушку. В последующие годы я лучше узнал двоих местных жителей, которые тогда были нашими проводниками. Из рассказов миссионера и проводников я узнал, что наш ночной гость тоже хорошо известен в окрестностях — как безумный, опасный, могущественный колдун. Он грозил убить миссионера из лука, а однажды, в той самой деревушке, которую мы посетили, пытался заколоть человека копьем — и при этом смеялся. О нем говорили, что он убил многих местных жителей, включая своих двух жен и своего восьмилетнего сына за то, что тот съел банан без его разрешения. Он вел себя как настоящий безумец, неспособный отличить реальность от своих фантазий. Иногда он жил в деревне с другими людьми, а иногда — один в той части леса, где мы разбили лагерь той ночью и где он также убил женщину, по неосторожности туда зашедшую.

Несмотря на то, что это был явно опасный безумец, местные жители не смели ничего с ним сделать, потому что считали его великим колдуном. Тот жест, который он сделал, когда его заметили мои новогвинейские друзья, — вытянутая рука с опущенной кистью — повсеместно в тех краях символизирует казуара, самую крупную новогвинейскую птицу; считалось, что могущественный колдун может в него превратиться. Казуар, дальний родственник страуса и эму, не летает, весит от 50 до 100 фунтов и наводит ужас на новогвинейцев своими сильными лапами с острыми как бритва когтями, которыми он может выпустить кишки собаке или человеку, если они на него нападут. Когда колдун делает такой жест — вытягивает руку с опущенной кистью, — считается, что он накладывает мощные чары, потому что рука повторяет форму шеи и головы казуара, собравшегося напасть.

Каково было намерение колдуна той ночью, когда он явился в наш лагерь? Хотя тут можно только гадать, его намерения, наверное, были недружественными. Он знал или мог предположить, что в зеленой походной палатке должен находиться европеец. Что же касается причины того, что он подошел к задней стороне палатки, а не ко входу, думаю, дело было в том, что он то ли не хотел, чтобы его заметили проводники, палатка которых смотрела на вход в мою, то ли не разобрался в конструкции и принял закрытый на молнию клапан окна за дверь. Если бы я был тогда так же опытен, как сейчас, я бы прибег к конструктивной паранойе и позвал своих друзей-новогвинейцев сразу же, как услышал шаги рядом со своей палаткой. Я определенно не стал бы в одиночестве уходить далеко от своих спутников на следующий день. Оглядываясь назад, я ясно вижу, что мое поведение было глупым и подвергало меня опасности. Однако я тогда не знал достаточно, чтобы внять предостережению и прибегнуть к конструктивной паранойе.

Второе происшествие случилось, когда мы с моим новогвинейским другом Маликом были на острове, относящемся к индонезийской территории, и хотели переправиться и перевезти свое имущество на главный остров — Новую Гвинею, отделенный от нас проливом шириной в дюжину миль. Примерно в четыре часа пополудни при ясном небе, когда до заката оставалось чуть больше двух часов, мы присоединились к четырем другим пассажирам в деревянном каноэ 30 футов в длину, с двумя навесными моторами, укрепленными на корме, и командой из трех молодых новогвинейцев. Остальными пассажирами были китаец-рыбак с побережья Новой Гвинеи и трое индонезийцев с островов Амбон, Серам и Ява. Груз и места пассажиров каноэ находились под пластиковым тентом, укрепленным на раме четырех футов высотой, выступавшей примерно на 4 фута за кормой и на 10 футов на носу. Трое новогвинейцев сидели на корме рядом с моторами, а мы с Маликом — непосредственно перед ними, лицом к ним и спиной по ходу движения. Поскольку над нами и с боков был натянут тент, мы мало что могли видеть. Четверо остальных пассажиров сидели позади нас, ближе к носу каноэ.

Каноэ отчалило, и команда скоро запустила моторы на полную скорость, хотя волны достигали нескольких футов высоты. Под тент плеснула вода, потом еще, и пассажиры начали ворчать, поначалу довольно добродушно. Когда воды набралось еще больше, один из сидевших передо мной членов команды принялся ее вычерпывать и выплескивать из-под незакрепленной стороны тента. Воды набиралось все больше, она стала затекать под багаж, сложенный на носу. Чтобы защитить свой бинокль, я уложил его в маленький желтый рюкзак, который держал на коленях; там же находились мой паспорт, деньги и все мои записи, упакованные в пластиковый пакет. Малик и другие пассажиры уже совершенно лишились добродушия и принялись кричать рулевому, перекрывая треск мотора и шум волн, требуя, чтобы он снизил скорость или вернулся к берегу (эти и все другие разговоры во время путешествия велись на индонезийском языке, официальном для индонезийской части Новой Гвинеи и lingua franca для этих мест). Однако рулевой и не подумал снизить скорость, и вода стала заливать каноэ все сильнее. Совместный вес пассажиров, багажа и набравшейся в корпус воды был так велик, что каноэ глубоко осело в воде и волны начали перехлестывать через борта.

Следующие несколько секунд, когда лодка погружалась в воду все сильнее, я помню размыто, так что восстановить подробности я не могу. Больше всего я боялся, что окажусь в ловушке под пластиковым тентом, когда каноэ пойдет ко дну. Каким-то образом мне и остальным удалось выпрыгнуть в воду; не знаю, спрыгивал ли кто-то из той части каноэ, что находилась не под тентом, или они выбирались из-под него с боков. Малик говорил мне потом, что из сидевших на корме первыми покинули каноэ рулевые, затем я, затем он сам.

Следующая минута была для меня еще более страшной. На мне были тяжелые дорожные башмаки, рубашка с длинными рукавами и шорты; я оказался в нескольких ярдах от каноэ, которое перевернулось и теперь плавало вверх днищем. Вес башмаков тянул меня вниз. Моя первая мысль была панической и очень яркой: “За что я могу ухватиться, чтобы остаться на плаву?” Рядом со мной кто-то цеплялся за желтый спасательный круг; я в панике попытался схватиться за него, но этот второй человек меня оттолкнул. Теперь, с поверхности воды, волны казались особенно высокими. Я наглотался морской воды. Хотя я могу проплыть какое-то расстояние в спокойной воде плавательного бассейна, я не смог бы долго удержаться на поверхности среди волн. Я ощутил всепоглощающий страх: не было ничего, что помогло бы мне, — наш багаж и канистра с горючим, плававшие поблизости, не выдержали бы моего веса, корпус перевернувшегося каноэ почти весь погрузился в воду, и я боялся, что лодка вот-вот пойдет ко дну. Остров, с которого мы отправились, казалось, находился в нескольких милях, другой остров был не ближе, и ни одной лодки видно не было.