В джипе сидят Шапи, Лечи и Руслан. Они вооружены автоматами, гранатами и на всякий случай приготовили две «мухи». Они пока остаются на исходной позиции, их выход через семь минут после старта основных сил.

Аюб проводит последний инструктаж. Особое внимание обращает на недопущение преждевременного взрыва. Если поторопиться, будет много шума и мало толку. Обидно будет, если умрут только федералы и гвардейцы на постах, а основные гады останутся целы. Рашид клянется, что все сделает как надо, его сын подтверждает – не подведем.

Инструктаж окончен. Аюб садится к сыну Рашида в «уазик». Теперь он сам смертник. Если вдруг у кого-то не хватит терпения или что-то получится не так, как надо, у него не будет ни единого шанса на спасение. Но Аюб совершенно спокоен. Бесстрашный человек, немного больной на голову. Незаконнорожденное дитя бога войны. Он улыбается мне и говорит через приспущенное стекло:

– Чего ждем, красавица? Давай, беги, а то самое интересное пропустишь!

Ой, и в самом деле – что-то я зазевалась! Нахваталась впечатлений от грандиозности размаха этой операции и стою тут как дура.

Я хватаю сумку с камерой и быстро иду к жилой пятиэтажке, за которой располагается первый в нашем маршруте КПП. Поднимаюсь на чердак, занимаю позицию у окна и видоискателем определяю, как будут смотреться ракурсы.

По ракурсам у меня получается следующее. Первый КПП виден как на ладони, он совсем рядом. Второй КПП выпадает, он скрыт за двумя домами. Во втором плане лежат три десятка метров шоссе, которое упирается в ворота административного комплекса, и пост перед воротами. И наконец, основной план: тыл здания администрации, забор и крыша личной тюрьмы Кадырбековского клана. Отсюда далековато, но ничего, все видно.

Едва я успеваю устроиться, к КПП подъезжает наша смертоносная кавалькада: впереди – «УАЗ», за ним – «КамАЗ». Едут неторопливо, спокойно. Аюб выходит из «УАЗа» и что-то говорит бойцу на шлагбауме…

Я едва успела включить камеру и не могу поймать ракурс – от волнения руки трясутся, план прыгает.

…Боец зовет старшего – тут же подходит упитанный офицер и о чем-то говорит с Аюбом. Никакого напряжения пока нет, все спокойно. Аюб улыбается, в левой руке у него пульт с красной кнопкой.

Пульт – бутафория, но сейчас это не имеет значения. Офицер с недоумением пожимает плечами, забирается на бетонный блок противотаранного заграждения и заглядывает в кузов «КамАЗа». Я снимаю, поймала наконец хороший ракурс.

Офицер на несколько секунд застыл, как статуя, боится пошевелиться. Аюб показывает ему свои часы и тычет пультом в противоположную от меня сторону. Я невольно зажмуриваюсь. Если мы ошиблись, сейчас такое будет!

В следующие несколько секунд я снимаю просто фантастическую сцену, которую наверняка можно будет в чистом виде показывать в каком-нибудь комедийном фильме. Офицер истошно орет, лицо его перекошено гримасой ужаса. Федералы, как по команде, высыпают из всех щелей, выкладывают оружие и дружно бросаются к моему дому. Аюб кричит что-то им в спину. Они послушно разворачиваются и бегут обратно, проскакивают мимо своего КПП и устремляются к другим жилым домам, расположенным на значительном удалении.

Правильно, слушайте его, он знает. Если сейчас взорвется вся эта гора тротила, дом, на чердаке которого я сижу, будет большой братской могилой. Те дальние дома – лучшее укрытие.

Аюб садится в «УАЗ», наша кавалькада смерти неспешно катит дальше и вскоре заворачивает за те два дома, которые закрывают от меня второй КПП.

Толстый офицер с первого КПП бежит последним, на ходу он вытаскивает рацию и подносит ее к лицу. Что с рацией, родной? Офицер трясет рацию, стукает по ней кулаком, опять подносит к лицу. «Белый» генератор работает на пять баллов. Тряси, стукай – все бесполезно.

Две минуты я бездельничаю. Нечего пока снимать. Сижу и трясусь. Нет, я не за себя боюсь, у меня нет страха. Даже если сейчас сюда вдруг ворвутся федералы, смерть моя будет легкой: в воротнике у меня зашита крохотная капсула с быстродействующим ядом. Трясусь я от напряжения: такая акция бывает, пожалуй, раз в жизни, и тут даже неверующий взмолится, чтобы ничего не сорвалось. Я, конечно, недостойна милости божьей, но сейчас молю Аллаха, чтобы помог. О Аллах, будь милостив к твоим недостойным пасынкам! Пусть на втором КПП будут люди, которые разбираются в военном деле. Пусть их командир сразу поймет, что будет с ним и его бойцами, если груз «КамАЗа» взорвется хотя бы даже в трехсотметровой зоне от них. Пусть он не окажется таким фанатом, как Рашид, и захочет спастись сам и спасти своих людей…

Спустя две минуты на шоссе, ведущем к воротам администрации, появляются наши. Едут так же неторопливо, со стороны глядя, и не подумаешь, что это смертники. Я облегченно вздыхаю – опять получилось! Осталось последнее препятствие…

Справа от меня, по улице, на которую выходит тыл школы, появляется наш джип. Теперь они могут не опасаться, что люди на КПП их заметят. Людям некогда, они сейчас заняты. Джип проезжает мимо моего дома и, миновав проходной двор, останавливается в двухстах метрах от забора, за которым видна крыша Кадырбековской тюрьмы. Шапи, Лечи и Руслан выходят, в руках у них гранатометы. Не таясь несут, знают, что сейчас им уже никто не помешает. Наши бойцы осматриваются, затем прячут джип за угол и сами остаются там, я их теперь не вижу. Правильно спрятались, когда рванет – мало не покажется!

…Вот кавалькада наконец приближается к воротам. Что-то там случилось – гвардейцы Кадырбекова почему-то все выскочили, залегли и целятся в «КамАЗ». Заметили, что на втором КПП творится что-то неладное или просто почувствовали угрозу? Впрочем, это сейчас уже неважно. Важно, как они себя поведут в последующую минуту.

Аюб выходит, показывает пульт, гостеприимным жестом приглашает кого-то заглянуть в кузов… Спустя минуту все гвардейцы, пригибаясь, ломятся в сторону второго КПП, прочь от ворот. Да здравствует благоразумие и желание жить! Ваши семьи скажут Аюбу спасибо, он такой добрый…

Наверное, я могла бы посылать свою запись на «Оскар», аналогов в мире просто нет. Бегут отважные гвардейцы… Нет, оружие они захватили с собой, не выложили. Чтобы отнять оружие у чеченца, даже если это и предатель, его надо сначала убить.

Аюб тоже побежал, но в другую сторону, перпендикулярно курсу удирающих гвардейцев. Он мчится что есть сил, как дикий скакун от волков! Хочет успеть до взрыва к своим бойцам, спрятавшимся за углом.

«Уазик» отъехал влево. «КамАЗ» легко таранит ворота и въезжает во двор. «Уазик» следует за ним. Я вижу, как кабина «КамАЗа» скрывается за зданием администрации…

«Бу-бу-буммм!!!» – это даже не взрыв, а какой-то обвал!

Все вокруг подпрыгивает, как при землетрясении, меня отбрасывает назад. Я больно ударяюсь спиной, вскакиваю и возвращаюсь на исходную. Я оглушена и плохо слышу, но, кажется, внизу раздается звон падающих на асфальт осколков оконных стекол. Хорошо, камера не пострадала!

Здание администрации мечет во все стороны какие-то крупные фрагменты и медленно окутывается дымом. Вокруг здания поднимается пыльная завеса, в которой плавно, словно листки бумаги, порхают куски штукатурки и прочая дрянь. Забор упал – нашим бойцам не понадобятся гранатометы. Вот из-за угла выскакивает джип и мчится к тюрьме…