В числе прочего галисийские крестьяне едва не обрекли их на гибель. Дон Мануэль нанял погонщиков с повозками для оружия, одежды и прочего имущества. Однажды ночью, пока мы спали, галисийцы отвязали своих волов и исчезли. Их место заняли фламандские стражники, но лишь после громкого скандала с гвардейцами вельмож, которые со свойственным им высокомерием отказались помогать вообще.

Когда мы въехали в пределы Леона, начались трудности с припасами. За провизию выставляли заоблачные цены. Я втайне радовалась, видя, как растет ярость Филиппа, который начинал видеть другую сторону столь желанного для него королевства: подозрительное отношение ко всем чужакам и стремление содрать с них побольше. Готовый взорваться, он набрасывался на грандов, приказывал им договариваться с упрямым народом, вызывая тем самым еще большую их неприязнь. Ибо кто еще, кроме Габсбургов, мог осмелиться помыкать представителями испанских голубых кровей, словно лакеями?

После недель пути мы достигли границы Кастилии, и в городе Пуэбла-де-Санабрия Филипп объявил остановку на отдых. Он занял ближайший дом, и мне с моими женщинами предоставили комнату наверху.

Вечером, когда я стояла в медной ванне в одной сорочке и Беатрис смывала с меня дорожную грязь и пыль, распахнулась дверь и вошел Филипп. Я даже не стала прикрываться – было слишком поздно. Бросив один лишь взгляд на мою пополневшую фигуру, он торжественно проговорил:

– Я так и знал! Ты беременна, как и предполагал дон Мануэль. Приходи сегодня поужинать со мной, чтобы я смог объявить хорошую новость.

– Поужинать с тобой? – Я вышла из ванны и взяла у Сорайи халат. – Вряд ли. Я слишком устала и хочу побыть одна.

– Все равно приходи. Все должны видеть, что тебя никто не держит насильно взаперти.

Едва он произнес эти слова, я поняла, что он тут же о них пожалел. Филипп вовсе не хотел, чтобы я знала: сейчас, когда мы стоим на пороге моего королевства, он не уверен в том, как его там примут. Стало ясно, почему он – или, скорее, дон Мануэль – решил остановиться в этом захолустном городишке, вместо того чтобы ехать прямо в Кастилию. Кто мог знать, какая встреча их там ждет?

Я отрешенно смотрела на него. Пульсирующая жилка на виске, огрубевшая кожа лица – в последнее время он слишком много пил. Филипп явно неважно себя чувствовал: хоть он и выглядел здоровяком, на самом деле был избалован и изнежен жизнью среди балов и охотничьих вылазок, которые не готовили его к изнурительным путешествиям через горы под обжигающим солнцем.

– Вот как? – подчеркнуто резко сказала я. – В таком случае я, конечно, поужинаю с тобой. Не хотелось бы, чтобы отец подумал, будто со мной плохо обращаются.

Нахмурившись, Филипп ткнул пальцем в сторону Беатрис:

– Проследи, чтобы она пришла.

* * *

Дом был простой, бревенчатый, и в суровые зимние месяцы наряду с людьми в его центральном зале находили приют и животные. Не слишком подходящая обстановка для придворного ужина, однако, как я и предполагала, дон Мануэль постарался подчеркнуть статус моего мужа. Из сундуков достали и повесили на стены заплесневелые гобелены, на изрезанный стол поставили золотое блюдо, а своим приспешникам посол велел одеться в самое лучшее платье. Они являли собой полную противоположность испанским вельможам, которые не испытывали особой нужды подкрепиться после целого дня пути и сидели поодаль от фламандцев все в тех же в грязных камзолах и пыльных сапогах.

Я вошла в зал в бархатном платье цвета лазури, с распущенными волосами и королевским рубином на шее. Вельможи все как один встали и поклонились. Я заняла свободное место рядом с Филиппом. Успела ли я посеять в них зерно сомнения? Не начали ли вельможи задумываться, стоит ли связывать свою судьбу с Филиппом и его подобострастным советником? Мой взгляд задержался на лице Вильены, который приподнял напомаженные брови и одарил меня своей обычной безжалостной улыбкой. За время нашего путешествия я поняла, что, несмотря на самодовольный вид, мало отличавший его от фламандцев, у него было телосложение настоящего испанского гранда, рожденного для верховой езды.

Рядом с ним сидел дородный Бенавенте. Крупной фигуры коннетабля нигде не было видно. Не будь я уверена, что видела его несколько недель назад, могла бы решить, будто он мне почудился.

Слуги внесли блюда со свежим сыром, жареной дичью и мясом. Пока мы ели, Филипп сказал, не глядя на меня:

– Возможно, тебе интересно будет узнать: твой отец наконец снизошел до того, чтобы прислать письмо. Предлагает нам поспешить в Толедо, где кортесы пожалуют нам титулы. С ним твой сын.

Сердце мое забилось сильнее, но я продолжала смотреть прямо перед собой.

– Что? – спросил Филипп. – Нечего сказать? Я думал, ты будешь счастлива, что твой дорогой папочка и испанский сынок хотят тебя видеть.

Я почувствовала себя словно зверь, который чует, но не может увидеть стальной капкан под ногами.

– Желаешь знать наш ответ? – Он ухватил меня под столом за бедро. – Я написал ему, что мы действительно намерены поспешить, и приказал ему встретить нас в Кастилии, где мы взойдем на трон, а он формально откажется от любых дальнейших прав на наше королевство.

Я ощутила вкус крови из прокушенной губы. Мне следовало догадаться – он нашел способ использовать мое положение против меня. Как долго дон Мануэль сидел ночами без сна, с упорством крысы составляя план действий? Они собирались лишить моего отца титула и формально дать его мне, чтобы успокоить кортесы и всех прочих, кто мог оспаривать волю моей матери, но я знала, что править мне никогда не дадут.

Я подозревала, что Филипп ждет от меня вспышки гнева: что я схвачу кубок и с яростным воплем швырну ему в лицо. Ему только и надо было, чтобы я продемонстрировала перед всеми свое наследственное безумие. Но подобного удовольствия я не собиралась ему доставлять, намереваясь дождаться конца ужина.

Пальцы Филиппа вонзились в мою плоть.

– Отец никогда не согласится, – тихо сказала я с замершей улыбкой на губах. – Он не позволит присвоить то, что тебе не принадлежит.

– Это мы еще посмотрим. – Он отпустил меня, взял свой кубок и встал. – Господа! – провозгласил он, и в зале тотчас же наступила тишина. – Предлагаю тост. – Он поднял кубок. – За королеву, мою жену, которая носит моего ребенка.

Фламандцы разразились бурными аплодисментами. Испанские вельможи сидели молча. Я не могла разглядеть их лица, но знала, что кого-то наверняка радует подобный поворот событий. Беременной королеве было куда легче противостоять, и, если все пойдет так, как они предполагали, Филипп лишит моего отца титула, а я окажу им неоценимую услугу, умерев при родах, как часто случается с женщинами. После этого глупец Габсбург окажется в их руках, а вся Кастилия – в их полном распоряжении.

– Что же вы? – укоризненно проговорил Филипп. – Разве так встречают столь радостные известия? Встаньте, господа, встаньте! Выпьем же за это счастливое событие! За здоровье ребенка и, конечно, ее высочества моей жены!