Логика – это искусство ошибаться с уверенностью в своейправоте.

Дж. У.Крач

Идём дальше, спрашиваю: «А почему в таком случае вы такбоитесь приступа и на перроне?» – «На перроне много народу. Начнут суетиться,блузку расстёгивать, зеваки набегут, наступят, оскорбят», – она ещё долгопродолжает развивать свои доводы. И внешне все, что она говорит, представляетсяочень убедительным. Только вот к функционированию сердечно-сосудистой системыэто ровным счётом не имеет никакого отношения, так что остаётся совершеннонепонятным, при чем тут сердечный приступ. Какое он имеет ко всему этому отношение?Что ж, сейчас поясню.

А отношение самое прямое. Страх сам по себе иррационален,ведь, по сути дела (если смотреть объективно), невротику бояться нечего инезачем, но человек боится. Как вы думаете, нужно найти этому страхуобъяснение? Нужно, в противном случае начинает казаться, что он просто сходит сума, а это ощущение не из приятных, и поэтому он все-таки «находит» объяснение.Пусть оно лишено всякого смысла, но ведь это в значительной степениуспокаивает, неизвестность всегда во сто крат ужаснее неопределённости. Намдействительно свойственно бояться всего неизвестного, а объяснение создаётиллюзию известности. Определённость, какой бы она ни была, лучшенеопределённости. Если же невротик действительно осознает, что его страх неимеет под собой никакого реального основания, он чувствует себя в дурацкомположении, это заставляет его пойти на конфронтацию с собственным страхом, ноэто пугает его ещё больше. А потому человек начинает судорожно подыскивать подсвой беспричинный страх более или менее убедительную причину, а после подпричину – доказательства и объяснения. И как только он найдёт их, то сразууспокоится и перестанет сопротивляться своей беде, своему неврозу, сложит рукии будет покорно мучиться, сетуя на свою тяжёлую долю. Поэтому я и говорю, чтообъяснение – это лучший «тюремщик».

Объяснения не облегчают понимания.

Фредерик Пёрлз

Угроза сердечного приступа или разрыва аорты у большинствамоих пациентов мнимая. Но для них она более «вещественна», чем страх, неимеющий под собой никаких видимых оснований. Кроме того, если ты «знаешь», чтоу тебя возможен сердечный приступ или разрыв аорты, ты можешь избежать каких-тоситуаций, которые, по твоему мнению, могут к ним привести (вот почему моипациенты не ездят в метро и постоянно измеряют своё артериальное давление ичастоту пульса), а значит, как бы избегаешь страха. Но это лишь иллюзия, хотя иочень убедительная. У так называемого беспричинного страха, конечно, есть свояпричина, но это не сердечный приступ и не разрыв аорты. Каждую минуту реальноподстерегает эта опасность миллионы людей, но они не испытывают такого страха,а те, кто соматически совершенно здоров, боятся этого как огня. Но истиннаяпричина «беспричинного» страха глубоко скрыта в подсознании, она имеетпсихологические корни, именно поэтому и проявляет себя в виде страха, а несердечным приступом, например.

Невротик боится неизвестности больше любого другого человекаоттого, что он в себе неуверен. Причём его неуверенность в себе закономерна:как можно верить в себя, если ты смутно понимаешь, что в тебе есть что-то, чтоот тебя не зависит, но может тобою управлять, например, страх, возникающийсамопроизвольно, без всякой видимой на то причины. А поэтому ему очень нужнонайти объяснение своим симптомам, и он ищет, причём даже уже не правды, а хотябы правдоподобности – только бы не мучиться от страха неизвестности, небалансировать над пропастью, найти хоть какой-нибудь, пусть даже и болезненный,покой и определённость. Такое объяснение позволяет ему жить с его страхом.Жить-поживать, невроз наживать.

Запомните, что любое объяснение, которое вы придумываете(путь даже не преднамеренно), чтобы оправдать собственную неадекватность,иррациональный страх, беспричинное чувство вины или совершённую ошибку, ведётпрямиком к неврозу. В этом смысле невротик – это человек, разучившийся бытьчестным с самим собой. Страх, тревога, депрессия, неизвестность – это пытка; иневротик начинает врать себе, полагая, что это ложь во спасение, но оказываетсясовсем наоборот. Таким образом, он только обезоруживает себя перед лицом своихпроблем, он смиряется с ними и утрачивает последние силы, необходимые ему дляборьбы.

Эта ложь – настоящее предательство по отношению к самомусебе, так что это не только самообман, это ещё исамопредательство. Мы боимся признать,что у нашего страха нет внешних причин, не решаемся взять на себяответственность за свой страх, и от этого наша неуверенность толькоувеличивается.

Поэтому следующую психотерапевтическую процедуру я предлагаюсвоим пациентам только после того, как они уже потенциально готовы к тому,чтобы расстаться со своим неврозом. В противном случае она не будетэффективной. Пациент будет цепляться за свой невроз и снова обращаться запомощью к своим лживым советникам, к объяснениям и интеллектуализации. Услужливыйязык непременно примчится ему на помощь и тут же на пару с паралогичной логикойотыщет тысячу оснований для любой нелепости. Он парень не промах! Такой вотсвоеобразный психологический адвокат, клиент которого «всегда прав». Правда,играет он на стороне обвинения, но ведь его клиент об этом не знает, так чтонечего и беспокоиться, его тылы прикрыты. А ваши? За вас в такой ситуации я, ксожалению, не готов поручиться.

* * *

Итак, что же я предлагаю своим пациентам, чтобы окончательноизбавить их от невроза? Я просто спрашиваю, зачем они боятся. Удивлены? Покажуна примере. Мы уже семь занятий работали с пожилой пациенткой, которая страдалаот разнообразных страхов, особенно страшно ей было оставаться одной в замкнутомпомещении и умереть во сне. Стаж у этих кошмаров был уже почти пенсионный.Конечно, как это водится, каждый из них, даже самый нелепый, был заботливоукутан ею в десятки разумных объяснений, всему были найдены причины, доводы иоснования. Хотя, как вы понимаете, при всей своей внутренней логике и связностиэти адвокатские штучки не имели никакого отношения к здравому смыслу. Впрочем,сложно и представить, каким должен быть довод, чтобы об??яснить причину,претендующую на разумность, по которой нельзя оставаться в пустой комнате. Нооставим это.

Единственная сложность состоит в том, чтобы задатьправильный вопрос.

Фредерик Пёрлз

Когда после наших занятий она научилась большинствуизложенных в этой книге психологических приёмов, то смогла наконец отмежеватьсяот собственных страхов, дистанцироваться от них, хотя и продолжала время отвремени отдаваться им. И вот одним прекрасным солнечным зимним днём,прогуливаясь с ней по парку, я спросил у неё: «А зачем вы боитесь?» Она тут же,не медля ни секунды, стала отвечать, как тараторит зазубренный урокдевочка-отличница из пятого класса: «Как почему? – защищалась она. –Потому что сердечко шалит. А если никого рядом не окажется, что тогда?» Япрервал её: «Я ведь не спрашиваю, „почему“ вы боитесь, а я спрашиваю, „зачем“ выэто делаете. Улавливаете разницу?» – «Не „почему“, а „зачем“, – яправильно вас поняла?» – уточнила она. «Именно», – подтвердил я. «Ну,потому что…» – послышалось в ответ, который я вновь вынужден был прервать. «Выотвечаете мне со слов „потому что“, но я не спрашиваю вас „почему?“, яспрашиваю вас „зачем?!“».