я тоже. И как ни странно, но ложного стыда у меня в этом случае нет. Был раньше, разумеется, но весь почему-то вышел в первые дни эвакуации, в трюме. Вот в Петербурге, в доброе старое время, я бы с таким совочком и с таким ведерком не показался бы на Невском проспекте. И знакомые могли бы увидеть. И семья, пожалуй, заплакала бы. А здесь? Кого стыдиться? Кого стесняться в чужом отечестве?

Итак, конец февраля проходит в окончательной подготовке земли. Грядки унавоживаются, поверхность еще раз разрыхляется граблями, насколько позволяют дожди. И в марте – первое, что я сажаю, это лук и горошек.

Лук с горошком, нужно воздать им должное, самые неприхотливые из всех огородных растений. Лук так скромен и так всегда благодарен огороднику за то, что его посадили, что готов расти при всяких условиях, лишь бы не огорчать хозяйского глаза. Пойдет снег, лук не обращает внимания. Пойдет крупа, он опять терпит. Весенние заморозки, бури, неожиданная жара, внезапный мороз – все ему нипочем. Даже если случайно выдрать его из земли и опять ткнуть назад, не извинившись, он даже в этом случае не обидится. Немного призадумается, день-два поежится, а затем встрепенется и быстро начнет расти, точно ничего не случилось.

Горошек, вьющийся или невьющийся, тоже не причиняет огороднику больших огорчений. Но когда после горошка посадишь рассаду салата, а затем – укроп, редиску, капусту, фасоль, подсолнечник, огурцы, томаты… Вот, тогда и начинается самое страшное.

* * *

Салат под Парижем обычно растет так. Когда рассада посажена, обильно полита и оставлена на ночь без присмотра, во всех концах сада, под кустами, под забором, под валежником, среди кирпичей и камней в ночной тишине сразу начинается зловещее шевеление, раздастся тихая команда: «ряды вздвой»… И сомкнутыми рядами, в полной парадной форме, к огороду направляется несколько корпусов разнообразных улиток. Движутся они обычно в таком порядке: впереди легкая кавалерия – улитки маленькие, черненькие, с белым брюшком. За ними – тяжело вооруженная пехота – улитки огромные, рыжие. За пехотой обоз – в виде эскарго, улиток, носящих с собой свою собственную палатку и свою походную кухню. Вся эта масса выстраивается возле грядки, подтягивает отставшие силы, производит перекличку, и затем, когда все готово, кричит «вив ла салад» и густыми цепями начинает атаку.

Чтобы добиться при подобных условиях хорошего сбора салата, рассаду его нужно сажать в течение марта и апреля почти каждый день. После тридцатой посадки может случиться, что один кустик где-нибудь случайно уцелеет. Тогда к нему досаживают остальные, добиваются того, что вместо одного растения сохраняется два. И продолжая такую операцию до конца апреля, можно добиться, наконец, того, что вся грядка окончательно зазеленеет.

К сожалению, однако, этот поздний салат уже ни к черту не годится, не дает кочанов, а сразу почему-то буйно начинает цвести и видом своим напоминает не салат, а хорошую аравийскую пальму со стройным длинным стволом.

* * *

Капуста растет в окрестностях Парижа так. Если улитки ее не съели, и соседние кошки не выдрали, и соседние собаки не вытоптали, то до середины июля она, в некотором смысле, ласкает взгляд: сверху закручивается, снизу распластывает огромные листья. Но, вот, наступает июль, по огороду начинают летать капустные бабочки… И к концу июля весь кочан превращается в странный сосуд с темно-зеленой икрой, а к середине августа это уже не сосуд для икры, а веселое общежитие для гусениц. Гусеницы здесь спят, гуляют, знакомятся, утром и вечером завтракают лучшими нежными листьями. И к концу августа от всего кочана почему-то остается только кочерышка вверху и корень внизу.

Как бороться с капустницами? В окрестностях Парижа никто из огородников радикального способа не знает. Некоторые советуют среди капусты водружать высокие палки и нацеплять на них сверху скорлупу куриных яиц. Предполагается, будто бабочки боятся кур с их потомством и таких мест избегают. Однако, быть может, в девятнадцатом веке бабочки и поддавались обману; но сейчас, в двадцатом, подобный яичный маскарад их только смешит. Сколько яиц я развешивал у себя в огороде, и сколько раз сам видел своими глазами, как они чихали на яйца и целыми эскадрильями спокойно снижались на капустные гряды!

* * *

Что касается других овощей, то культивируют их в окрестностях Парижа приблизительно так: редиску, репу, подсолнечник и огурцы сеют сначала для черного дрозда, который немедленно спускается с соседнего дерева и с благодарностью уничтожает семена. Затем подсолнечник и огурцы сеют для улиток, а репу и редиску – для земляных блох. От подсолнечника и от огурцов остаются обыкновенно только рожки да ножки, а от редиски и репы рожки, ножки и листы, но зато какие странные листья! Зеленых частей на этих листьях совсем нет, есть только один прихотливый прозрачный узор из жилок и волокон.

Однако, предположим, что все ваши враги побеждены. Предположим, что, удовлетворив аппетиты улиток, блох, черных дроздов, гусениц, уховерток, медведок, зеленой тли, вы добились, наконец, того, что ко второй половине лета у вас все выросло, окрепло, зацвело, дало завязи, даже кое-какие плоды.

Но, вот, тут-то как раз вас и подстерегает последний, самый коварный враг – метеорология. Как только метеорология заметит, что огород чудом уцелел от вредителей, и что урожай какой-нибудь обязательно будет, сейчас же над грядками в небе начинают виться легкие тучи, а юго-западный ветер лихорадочно сзывает к месту вашего предприятия все облака, которые оставались без ангажемента на пространстве Атлантического океана.

Таким образом, начинается:

С 1-го июля до 15 июля дождь.

С 15-го июля до 1-го августа дождь.

С 1-го августа до 15-го августа дождь.

А в промежутках между дождями:

7-го июля град.

18-го шквал.

25-го опять град.

3-го августа гроза с вырыванием деревьев в Булонском лесу и подсолнечников на вашем огороде.

8-го – торнадо.

10-го – тайфун.

И 13-го начало всеобщего гниения овощей от дождей: помидоров, огурцов, кабачков, репы, моркови, свеклы…

* * *

Ну, хорошо, я все понимаю. И дождь, и вредителей, и бури, и град, и торнадо.

Но одного не понимаю, как огородники под Парижем доживают до преклонного возраста?

Почему не бросаются с Эйфелевой башни? Почему не умирают в расцвете сил от разрыва сердца, скоропостижно?

Непостижимо.

«Русский инвалид», Париж, 22 сентября 1931, № 25, с. 2-3.

Безумцы

Приехал недавно в Париж с Балкан один русский доктор. Как мне известно, человек на Балканах хорошо зарабатывал, имел прочную службу, у начальства был на хорошем счету. И вот, встречаю его на Больших бульварах.

– А! Здравствуйте, доктор. С приездом. Давно в Париже?

– Месяца три скоро будет.

– В самом деле? Неужели у вас на такое продолжительное время отпуск дают?

– Какой отпуск? Совсем оттуда уехал. Невмоготу, знаете, стало. Одни и те же лица, одна и та же