Прими. Мне надо принять, что больше такой возможности нет. Мне надо выкинуть из головы мысль, зачем он, возможно, хотел, чтобы я позвонил Юдит; так или иначе, я не мог ничего с этим поделать. Во всяком случае, теперь она знает, что он вышел на тропу войны, и я должен верить ее словам о том, что ее нельзя выследить через телефон и что он не знает, где ее квартира. Этого даже я не знал.

Я посмотрел на часы. И на мальчика.

Я не сомневался, что Джо Греко пустит газ, он такое и раньше делал. Когда лучший изобретатель крупнейшего из трех картелей, занимающихся электроникой, сдал машину в ремонт, Греко подкупил механика, пришел ночью и с легкостью установил ампулу с газом в коробке передач — так, чтобы ампула разбилась в тот момент, когда изобретатель переключит рычаг на верхнюю передачу. Сотрудники службы безопасности картеля забрали машину на следующий день, проверили ее на наличие бомб и по перегруженным городским улицам отогнали к его дому. Лишь когда через несколько дней изобретатель поехал к себе за город на озеро Комо, машина оказалась на шоссе — появился смысл включить верхнюю передачу. На одном крупном мосту машина съехала с дороги, опрокинулась и разбилась о брусчатку на деревенской площади прямо под ним. О смерти писали как об автокатастрофе. Не то чтобы внутри системы не знали, что это газ: проводилось вскрытие тела каждого человека, представлявшего такую важность для конкурентоспособности компании, поскольку, так или иначе, убийство подозревали всегда. Но по словам Юдит, картель счел, что его репутация пострадает, если внешний мир узнает, что у них столь уязвимая система безопасности.

Ирония в том, что в среде водителей заслуги за это приписали именно мне — только потому, что я как-то ответил на вопрос другого водителя лимузина о том, как бы прикончить этого химика: у него была вооруженная армия и крепость, которую он почти никогда не покидал — и то лишь в бронированной машине с личным водителем и телохранителями, чтобы покататься на лыжах в горах Бергамо. Я предложил выследить личного водителя и загипнотизировать его так, чтобы он сам не заметил: нужно лишь внедрить слово-триггер, увидев или услышав которое он немедленно заснет. После такого рода скрытого гипноза кажется, что человек находится в абсолютно нормальном состоянии, и так же он сам себя и чувствует. Я предложил в качестве слова-триггера какой-нибудь топоним на указателе, который он обязательно увидит на скоростном и опасном участке между Миланом и Бергамо.

Не знаю, дошло ли мое предложение до ушей Греко и вдохновило ли его — или что он думает о том, что заслуги приписали мне. Дело в том, что сам я бы никогда этого не провернул, — я не беру заказы, когда могут погибнуть невинные люди.

Я еще раз посмотрел на часы. Проблема не в том, что время идет быстро, — оно идет медленно, но думал я еще медленнее.

Я должен вытащить мальчика из квартиры до того, как пустят газ.

Если я попрошу стоящих на улице людей сорвать с какого-нибудь магазина маркизу, может быть, ее получится использовать как спасательное полотно?

Я подошел к окну и посмотрел вниз. Внизу стоял мужчина в форме полицейского — а так улица была пуста.

— Эй! — вырвалось у меня. — Мне помощь нужна!

Мужчина в униформе поднял взгляд. Он не ответил — и не пошевелился. Хоть он был слишком далеко, чтобы я мог рассмотреть черты лица, я увидел, что голову крупного человека как будто вбили между плеч. Пешеходную улицу с обоих концов квартала перекрыли заградительной лентой — наверняка тоже фальшивым атрибутом полиции.

Закрыв глаза, я выругался про себя. В полицейской форме и с такими физическими данными вряд ли ему было сложно заставить людей разойтись. Кроме того, драма кончилась: пожар потушен и мальчик, судя по всему, спасен.

Я оглядел стену дома на другой стороне улицы. Попытался высчитать, сколько там метров. Фальшивый полицейский пересек улицу и скрылся в двери прямо подо мной.

Я отступил в квартиру. Итог тот же. Здесь только мы, четыре стены, пожарный топор и собачий труп, разрубленный на две части. Я обошел квартиру и постучал по стенам. Кирпичная кладка.

— Писать умеешь? — спросил я.

Мальчик кивнул.

Я вытащил из внутреннего кармана ручку «Монтеграппа» и протянул ему.

— Как тебя зовут? — спросил я, задирая рукав пальто, чтобы он смог писать на рукаве белой рубашки.

Но рукав был пропитан кровью после укуса, и, прежде чем я успел задрать другой, мальчик встал у стены и стал писать на бледно-голубых обоях.

— Оскар, восемь лет, — прочитал я вслух. — Привет, Оскар, меня зовут Лукас. И знаешь что? Надо нам тебя отсюда вытаскивать.

Я все рассчитал. До улицы примерно восемнадцать метров. Связав свои пальто, рубашку и брюки, я смогу спустить Оскара на четыре метра. А если взять и его одежду — на шесть метров. Вероятно, я могу отпустить Оскара в четырех метрах над землей — серьезных травм у него не будет. Следовательно, нам нужно еще восемь метров. И где я их возьму в абсолютно пустой квартире?

Я разглядывал собаку. Когда я учился на психолога, анатомию мы изучали не очень подробно, но вот что я запомнил — за исключением тончайшей косточки между глазницей и мозгом: в человеческом теле восемь метров кишок. Или кишки. Ведь от глотки до анального отверстия протянута непрерывная кишка. Какой вес способна выдержать кишка? Я подумал о живущем в Мюнхене дяде — он подавал на стол сосиски в соединенных друг с другом кишках, которые я, мальчишка, пытался разорвать. В конце концов мне всегда приходилось прибегать к помощи ножа.

Я схватил топор:

— Поможешь мне, Оскар?

Мальчик посмотрел на меня, вытаращив глаза, но кивнул. Я показал ему, как держать между коленок собачье тело и отгибать передние лапы в стороны и назад, чтобы на меня смотрело натянутое голое брюхо.

— Закрой глаза, — сказал я.

Странно, какие мы, млекопитающие, слабые. От меня потребовалось лишь царапнуть собачью шкуру острым лезвием топора. Брюхо вскрылось, и вывалились внутренности. Пошла вонь. Я тут же стал вытягивать кишки, стараясь дышать через нос.

В крови и слизи было сложно что-то разглядеть, но я нашел то, что, по-моему, напоминало два конца, и обрубил. Завязал на каждом по узлу, чтобы заткнуть отверстия. Не похоже на восемь метров, едва ли даже пять. Но материал казался гибким — может, растянется до восьми, если на конце будет что-то тяжелое?

Я снял одежду и связал вещи прямым узлом. Пришлось потратить время — давно я не практиковался в завязывании узлов. Этому научился у отца, думая, что буду яхтсменом, как он.

Сделав много ошибок, я наконец разобрался, но когда я привязывал кишку к рукаву пальто, они никак не стыковались — рукав пальто просто-напросто выскальзывал из петли. Сидя на полу в одном нижнем белье и дрожа от порывов холодного ветра, долетавших из окна, я пытался сосредоточиться. Просто-напросто не получалось. Громко выругавшись, я посмотрел на часы — Греко начал обратный отсчет более получаса назад.