Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немцы атаковали тем же манером, что и они. Танки шли впереди. Пехота, небольшими группами, до отделения, не больше, продвигалась под их прикрытием.
Отяпов стрелял, выцеливая синие в вечерней мгле фигурки немецких пехотинцев, мелькавшие за коробками танков.
Танк, шедший прямо на их окопы, неожиданно резко развернулся и осел на правую сторону.
– Патрон! Быстро! – крикнул бронебойщик своему второму номеру.
«Вот молодец Тимир!» – с благодарностью подумал о бронебойщике Отяпов.
Танк развернуло боком к их окопам. Теперь в него стреляли все. И вскоре он задымил. Открылся верхний люк и из него кубарем выкатился танкист, спрыгнул по броне вниз и исчез в снегу.
Ловок… Жить охота… Второго Отяпов не пропустил. Немец повис на броне, потом сполз на корму. И вскоре начала дымиться, а потом загорелась его одежда. Танк охватило пламя, начались рваться боеприпасы.
Два других танка остановились, сделали по нескольку выстрелов и стали пятиться назад. Пехота залегла, открыла огонь. Перестрелка длилась минут пять. Потом погасла. Немцы короткими перебежками отходили во вторую линию своих окопов. Не вышло у них с контратакой, и они отошли.
«Ишь, как воюют! Осторожно. Не то, что мы», – так думал Отяпов, выглядывая из окопа и определяя, откуда может прилететь пуля или мина. Но ничего опасного, кажется, не заметил. Можно было отдохнуть.
Ночью бойцы ходили к танку – греться.
Отяпов тоже хотел сходить, посмотреть, как его, чёртова сына, раздуло от внутренних взрывов. Но усталость разламывала всё тело, клонило в сон, да так неодолимо, что, кажется, захворал, и это хвороба захватывала его такой неодолимой силой, так корёжила и мучила ослабевшее, беспомощное тело, что он едва сдерживался, чтобы не застонать в полусне. Уснуть тоже не мог. Проклятая контузия…
Утром, когда наступил артиллерийский рассвет, прилетели самолёты. Никто их не отгонял, ни истребители, ни зенитки. Пикировщики выстроились гигантским колесом и парами бросались на отбитые окопы.
Как ни странно, но бомбёжку Отяпов вынес легче.
Самолёты заходили снова и снова. Когда очередной «лаптёжник» зависал над линией окопов и от него отделялась, будто помёт, бомба, казалось, что она-то вот сейчас и прилетит к нему. Но спустя мгновение бомбу сносило куда-то в сторону. И опять жизнь продолжалась. Не так-то просто было попасть в узкую, как жилка траншею.
Самолёты улетели. Наступила тишина. И что стряслось, откуда прозвучала эта команда, а может, никто и не подавал никакой команды, а с людьми, сразу со многими, произошло нечто, что заставило их выскочить из окопов и бежать сломя голову вниз по склону, к своей линии.
Напрасно лейтенант размахивал пистолетом, выскочив наперерез бегущим. Его сбили с ног, и, наверное, затоптали бы, если бы не Отяпов. Он подхватил лейтенанта под руки, поставил на ноги и толкнул вниз. И через мгновение тот уже бежал, спасался вместе со всеми тем же резвым аллюром.
В окопах их встретил комбат Титков. Он стоял на бруствере и, выбирая из оравы бегущих кого-нибудь одного, тщательно прицеливался и нажимал на спуск.
– Трусы! Мать вашу!.. – матерился он и снова тщательно прицеливался, чтобы ни одна пуля не пропала зря.
Револьвер прыгал в его руках, как механический молоток, которым он уверенно забивал гвозди в бегущие ему навстречу тела. Когда патроны кончились, он открыл барабан и начал его торопливо заряжать. Но в это время бегущая лава хлынула в окопы, и комбата Титкова сбили с ног. Кто-то вырвал из его рук револьвер и отбросил в сторону. А что произошло через мгновение, толком никто так и не мог потом вспомнить… Глава одиннадцатая
В полдень по ходу сообщения ходил командир полка. Пожилой, постарше Отяпова, полковник с седыми усами, в белой каракулевой шапке. Его осунувшееся лицо, казалось, не выражало ничего, кроме усталости.
– Что ж вы, братцы, натворили? – приговаривал он, заглядывая в лица бойцов. – Что ж вы, ти-вашу-разъети…
Бойцы при виде полковника вытягивались в своих тесных ячейках, прижимая к бокам винтовки, будто боясь, что сейчас тот потребует показать ему штык и скажет: «Вот он!»
Комбата нашли в траншее с пробитым боком и стреляной раной. Кто-то из бежавших бойцов всадил ему штык и одновременно выстрелил. Если бы только выстрелил, может, сошло бы за пулю с той стороны. Но штык, пропоровший Титкова насквозь…
Отяпов знал капитана Титкова давно. И о том, что с ним случилось, нисколько не сожалел. Подумал: «Место тебе, чёртов сын, на дороге надо было ещё…»
Скольких капитан положил из своего револьвера, полковник почему-то не считал и о них не сожалел. Вот о них-то, безвинно попавших под пули комбата, Отяпов горевал. Ладно б в бою…
Никто о случившемся не разговаривал. Но по лицам было видно – думали все.
Вместе с полковником в роту пришли два младших лейтенанта из штаба дивизии – дознаватели особого отдела.
Отяпов посматривал на Лапина. Тот не подавал виду. Но притих. Будто со стороны наблюдал.
Когда ввалились в окопы и начали разбираться, где свои, а где чужие, когда ещё не разошёлся слух об участи капитана Титкова, Отяпов видел, как Лапин менял штык. Сдёрнул штык с винтовки убитого, а свой снял и сунул под еловую подстилку.
– Слышь, командор, – шепнул Лапин Отяпову, – как думаешь, кто хозяина заколбасил?
Отяпов ничего не ответил, даже не взглянул в сторону Лапина. И тот заметно заволновался. Снова зашептал:
– Никак следаки пришли? Как думаешь, шмон будет?
– Ты штык-то поглубже припрячь, – ответил ему Отяпов и посмотрел в глаза так, чтобы тот больше не заговаривал о том, о чём все молчали. – И обойму дозаряди. Понял?
Лапин взгляд выдержал. Ухмыльнулся.
– Понял, командор. Понял, не дурак. А кроме тебя, кто-нибудь видел?
– Кто видел, тот будет молчать.
– Ну-ну…
Младшие лейтенанты начали по очереди вызывать в землянку. Но после второй пары в роту прибежал повар Улыбин и сказал, что в лесу он напоролся на колонну танков и грузовиков с солдатами. Немцы ехали со стороны Варшавского шоссе в сторону Юхнова. Коня и котёл он бросил и сам насилу вырвался живой.
– Чтоб ты сдох! – сказал кто-то угрюмо.
Что и говорить, а котла с кашей было жалко. Но появление немецкой колонны в тылу обеспокоило больше. Ротный тут же схватил Улыбина за ремень и потащил в штабную землянку. Командир полка был ещё на НП, слушал показания бойцов, которые в момент гибели комбата были рядом или поблизости. Когда ротный доложил о немецкой колонне в тылу, полковник побледнел, а дознаватели тут же выгнали допрашиваемых из землянки и засобирались в штаб дивизии.
Выслали разведку. Разведка ещё не вернулась, а левофланговый батальон уже вступил в бой с перевёрнутым флангом, отбивая атаку немецкой мотопехоты.