Я должна была сделать хоть что-то. Я не могла просто стоять на коленях и смотреть, как она умирает на глазах у своих сверстников, друзей и врагов. Я — Темная Героиня. Должна же быть причина, почему судьба выбрала именно меня! Есть что-то глубоко в моей магии, способное спасти ее. Я принялась перебирать все, что знаю о магии крови. Неопрятные сундуки со знаниями выдвинулись на передний план моего сознания — уроки в Сент-Сапфаер и наставления бабушки, которые я не старалась запоминать. Сейдж редко прибегали к магии крови, да и зачем им это делать, если они могут создать невероятной силы заклятие одним взмахом руки или пополнить запасы своей энергии, взяв ее у природы? Зато ею пользовались Проклятые, которые использовали красную жидкость в погоне за могуществом… могуществом, которое ограничивалось только силой и смелостью колдующего. Все это было темным и опасным. А еще такие заклятия были вне закона.

— Закон противоположностей и закон сохранения энергии… — внезапно выпалила я, чувствуя огонек надежды. — Сейджеанская магия элементов является прямой противоположностью магии крови, ведь так? А энергия, которая используется в магии, всегда должна восполняться из другого источника, ведь ни создать, ни разрушить энергию невозможно. Ее количество остается неизменным.

— Отэмн, это элементарные вещи, они нам не помогут, — пробормотал Эдмунд, пытаясь оттащить меня от тела.

Не обращая на него внимания, я продолжала:

— Заклятия смерти просто забирают из человека всю магическую энергию — ту самую, которая дает жизнь всем, даже людям, — и оставляют только биомассу. Это нарушение законов природы, которые применяются абсолютно ко всему, что не принадлежит к роду человеческому. Почему мы не можем просто воспользоваться законами физики и восполнить потерянную энергию? К тому же сейджеанская магия особенно сильна в борьбе с магией крови и сможет уничтожить заклятие!

Теперь Эдмунд выглядел по-настоящему обеспокоенным и смотрел на меня так, словно я с ума сошла.

Может, так и есть. Может, новость о том, что я — Героиня, подтолкнула меня перешагнуть эту грань…

— Вспомни об этике, Отэмн. Нельзя воскрешать мертвых! Это противоречит законам природы!

Он дернул меня за руку сильнее, но я вырвалась.

— Нельзя нарушить то, что уже и так нарушено. И потом, она ведь не умерла, еще есть время.

— И ты думаешь, для этого хватит небольшого заряда магии? Она вот настолько близка к смерти, — он сжал большой и указательный пальцы так, что между ними совсем не осталось зазора, — и чтобы вернуть ее, понадобится вся жизненная энергия. И не любая магия или даже слитая воедино магия разных людей, но магия могущественная. Причем она должна быть такой сильной и чистой, чтобы не только вернуть ей жизнь, но и побороть заклятие.

Эдмунд взял меня под руку и рывком поставил на ноги. Жалость, которую он испытывал к Валери, улетучилась, уступив место чувству долга.

Атаны станут твоей тенью.

— Есть чудеса, которым не суждено сбыться. Это противо­естественно. Нет Сейдж, обладающих такими силами!

Ты — божество.

Почему? Почему я должна оставаться чистой?

Ты нужна нам.

Ты нужна мне.

— Почему же нет?

Фэллон слишком поздно понял, что я задумала. Он попытался остановить меня, но я успела сделать это — отдала каждую каплю своей энергии Валери Дэнверс. Для этого понадобилось не больше усилий, чем чтобы согнуть палец, и уже через секунду ее глаза открылись и она сделала глоток воздуха.

Фэллон обнял меня, и мы начали медленно отходить назад, расталкивая круг зевак, которые неохотно расступались, давая нам дорогу. Принц не отпускал меня, пока я не опустилась на землю и не прилегла, опираясь на локтях, чтобы смотреть на него. Лицо его было напряжено от ужаса и беспокойства, но, глядя на меня, он немного успокоился. Эдмунд разрывался между мной и Валери, не зная, к кому первому прийти на помощь. Чтобы успокоить принца, я улыбнулась.

— Я знаю, кто я, — прошептала я.

И кем мне осталось быть уже недолго.

— Бабушка оставила мне письмо.

— Не нужно было этого делать! — Он подсел ближе, осторожно, будто я была дикая и неприрученная, медленно поднял руку и убрал прядь волос с моего лба. — Ты умерла бы, если бы использовала всю свою магию.

Вдалеке Валери кашляла, захлебываясь, и вдруг завизжала, вероятно заметив чернильные полосы на руке, которые постепенно исчезали. Подруга помогла ей занять то же положение, в каком лежала я, и успокоила ее.

— А я и использовала всю свою магию, Фэллон, — пробормотала я, глядя в его молочные глаза.

После того как я сделала вдох, который не просто не наполнил, но даже не достал до моих легких, я подняла одну руку. Она была в порядке, но трава под моей ладонью почернела. Когда подул легкий ветерок, несколько сожженных травинок превратились в пепел, и их унесло прочь. Чтобы поддерживать свою жизнедеятельность, мое тело невольно черпало энергию из земли, на которой лежало. Только это и держало его еще на этом свете.

Внезапно мои локти подогнулись и я упала, ударившись головой о землю, да так, что круги перед глазами пошли. Я морг­нула и уставилась на небо. Меня переполняла странная эйфория. Я почувствовала, как улетучился груз с моих плеч, я стала свободной. Теперь я могла наслаждаться нежностью обнимавших меня рук и чувствовать тепло, которое оставалось в крошечном зазоре между нашими телами…

— Фэллон, ничего не выйдет, — сказала я срывающимся голосом. — Ты ведь слышал, что сказал Эдмунд: меня уже ничто не спасет.

— Ты не на пороге смерти, как была Валери, и на тебе нет проклятия.

Обнимая, он через кожу передавал мне свою магию. Его руки начали дрожать, он отдавал слишком много, но я не собиралась тащить его за собой.

— Фэллон, я хочу умереть. Я не хочу быть Героиней, — прошептала я, и сотни иголок вонзились в мое горло.

И самым ужасным было то, что мой поступок наверняка казался всем таким самоотверженным — я рискнула своей жизнью, чтобы спасти Валери! — но это было не так. Это был самый эгоистичный поступок из всех, что я когда-либо совершала, хотя я была капризным ребенком. Я бежала от боли и от своей участи, оставляя королевство и его обитателей на произвол судьбы. И все же склонявшийся надо мной юноша — уже почти мужчина — смотрел на меня так, будто я была умирающим солнцем.

— Я ненавижу тебя, — едва смогла выговорить я, — за то, что солгал о причине своего приезда, за то, что не рассказал мне. Я ненавижу тебя.

Я еще говорила, а мое сердце вздохнуло: лгунья.

— Прости, — шепнул он. — Прости меня! Прошу, не нужно меня ненавидеть! Я хотел сказать тебе, что твоя бабушка была невинна. Я хотел, чтобы ты знала: ее убил кри-дом. Хотел, но понимал, что это убило бы тебя. Ведь именно это убивает тебя сейчас!

Он отвел от меня глаза и поднял их туда, где, закрывая солнце, возвышалась массивная фигура. У меня темнело в глазах, но тут я услышала голос, в котором узнала Эдмунда: