– Кратово? – Боренбойм посмотрел на его кепку. – Новорязанское шоссе… Отвези в Москву, друг. Сто баксов.

– Так. Отошел от машины! – зло ответил водитель.

– Или до милиции… то есть до Рязанки… до Рязанки подвези!

Водитель захлопнул дверь. «Нива» резко тронулась. Боренбойм отпрянул в сторону.

Машина свернула за угол.

Боренбойм посмотрел на карточку:

– Блядь… дары волхвов… и с пин-кодом! Туфта, сто процентов.

Спрятал карточку в бумажник. Сунул его в карман. Пошел по улице. Мимо заборов и темных дач. Ежился. Сунул руки в карманы брюк.

В окнах одной дачи горел свет. Возле глухих ворот была калитка. Боренбойм подошел к ней. Дернул. Калитка была заперта.

– Хозяин! – крикнул он.

В доме залаяла собака.

Боренбойм подождал. Никто не откликнулся. Он крикнул еще раз. И еще. Собака лаяла.

Он зачерпнул мокрого снега. Слепил снежок. Кинул в окно веранды.

Собака продолжала лаять. Никто не вышел.

– И не князя будить – динозавра… бля… – Боренбойм сплюнул. Двинулся по темной улице.

Улица стала сужаться. Превратилась в грязную тропу. Зеленый и серый заборы сдавили ее.

Боренбойм шел. Тонкий ледок хрустел под ногами.

Вдруг тропа оборвалась. Впереди оказался резкий спуск. Грязный. С водой и снегом. И смутно виднелась неширокая река. Черная. С редкими льдинами.

– Кончен бал, погасли свечи, fuck you slowly…

Боренбойм постоял. Поежился. Повернулся. Пошел назад. Поровнялся с освещенным домом. Слепил снежок. Подбросил в воздух. Пнул ногой. И вдруг зарыдал в голос, по-детски, беззащитно. Побежал, рыдая. Вскрикнул. Остановился:

– Нет… ну не так… ооо, мамочка… ооо! Мудак… мудак ебаный… ооо! Это просто… просто… мудак…

Высморкался в ладонь. Всхлипывая, пошел дальше. Свернул направо. Потом налево. Вышел на широкую улицу. По ней проехал грузовик.

– Эй, шеф! Эй! – хрипло и отчаянно закричал Боренбойм. Побежал за грузовиком.

Грузовик остановился.

– Шеф, подвези! – подбежал Боренбойм.

– Куда? – пьяно посмотрел из окна водитель: 50 лет, грубое желто-коричневое лицо, кроликовая шапка, серый ватник, сигарета.

– В Москву.

– В Москву? – усмехнулся водитель. – Ёптеть, я спать еду.

– Ну, а до станции?

– До станции? Да это ж рядом, чего туда ехать-то?

– Рядом?

– Ну.

– Сколько пешком?

– Десять минут, ёптеть. Иди вон так… – Он махнул из окна грязной рукой.

Боренбойм повернулся. Пошел по дороге. Грузовик уехал.

Впереди показались фары. Боренбойм поднял правую руку. Замахал.

Машина проехала мимо.

Он дошел до станции. Возле ночной палатки с напитками стояли белые «Жигули». Водитель покупал пиво.

– Друг, слушай, – подошел Боренбойм. – У меня большая проблема.

Водитель недоверчиво покосился: 42 года, высокий, упитанный, круглолицый, коричневая куртка:

– Чего?

– Мне… надо тут дом один найти… я не запомнил номера…

– Где?

– Тут… тут рядом.

– Сколько?

– Пятьдесят баксов.

Водитель прищурил заплывшие поросячьи глазки:

– Деньги вперед.

Боренбойм автоматически достал бумажник, но вспомнил:

– У меня нет наличных… я заплачу, заплачу потом.

– Не канает, – качнул массивной головой водитель.

– Ну, погоди… – Боренбойм тронул грязной рукой свою щеку. Потом снял с левой руки часы:

– Вот, часы… швейцарские… они тыщу баксов стоят… понимаешь, на меня напали. Поедем, найдем их.

– Не играю в чужие игры, – мотал головой водитель.

– Дружище, ты в убытке не останешься!

– Если напали, иди в милицию. Тут рядом.

– На хер мне нужна милиция… ну в чем проблема, тыща баксов! «Морис Лакруа»! – тряс часами Боренбойм.

Водитель подумал, шмыгнул носом:

– Не. Не пойдет.

– Фу, блядь… – устало выдохнул Боренбойм. – И что ж ты такой неполиткорректный… – Огляделся. Других машин не было. – Ладно. Я их потом найду… Ну а в Москву хотя бы можешь отвезти? Дома я тебе дам рубли или доллары. Что хочешь.

– А куда в Москве?

– Тверская. Или нет… лучше – Ленинский. Ленинский проспект.

Водитель прищурился:

– За двести баксов поеду.

– О’кей.

– Но деньги вперед.

– Блядь! Но я ж тебе только что сказал – меня ограбили, напали! Вот залог – часы! Карточки могу тебе кредитные показать!

– Часы? – Водитель посмотрел, словно увидел часы впервые. – Сколько стоят?

– Тыщу баксов.

Тот засопел скучающе, вздохнул. Взял. Посмотрел. Сунул в карман:

– Ладно, садись.

Крысиное дерьмо

03.19.

Ленинский проспект, д. 35

«Жигули» въехали во двор.

– Минуту подожди. – Боренбойм вылез из машины. Подошел к двери подъезда № 4. Набрал на панели домофона номер квартиры.

Долго не отвечали. Потом сонный мужской голос спросил:

– Да?

– Савва, это Борис. У меня проблема.

– Боря?

– Да, да. Открой, пожалуйста.

Дверь запищала.

Боренбойм вошел в подъезд. Вбежал по ступеням к лифту. Поднялся на третий этаж. Подошел к большой двери с телекамерой. Дверь тяжело открылась. Савва выглянул из-за нее: 47 лет, большой, грузный, лысоватый, заспанное лицо, бордовый халат.

– Борьк, чего стряслось? – сонно щурился он. – Господи, где ты извалялся?

– Привет. – Боренбойм поправил очки. – Дай двести баксов с таксистом расплатиться.

– Ты в загуле? Тебя что, отпиздили?

– Нет, нет. Все серьезней. Давай, давай, давай!

Они вошли в просторную прихожую. Савва отодвинул панель полупрозрачного платяного шкафа. Полез в карман темно-синего пальто. Достал бумажник. Вытянул из него две стодолларовые бумажки. Боренбойм вырвал их у него из пальцев. Вышел. Спустился вниз. Но «Жигулей» не было.

– Тьфу, блядь! – Боренбойм сплюнул. Прошел за угол дома. Машины нигде не было.

– Временами дико сообразительный народ… – Он зло засмеялся. Скомкал купюры. Сунул в карман: – Fuck you!