– Хочется? – опустошил свой бокал Лапин.

– Ага. Я всегда, когда прикалываюсь, травы хочу.

– А тут… нельзя достать? – оглянулся Лапин.

– Я тут всего второй раз. Никого не знаю.

– А я первый.

– Правда? Ты по-деловому на «Ленинград», да?

– Ага. Узнал случайно, что они тут зажигают. И приехал.

Лапин закурил.

– Ничего место, а? – осматривалась Илона. Быстро хмелела.

– Большой зал, – потер грудь Лапин.

– По-крутому, а? Блин, как покурить хочу! Слушай, ты при бабках?

– Вроде.

– Давай в одно место поедем. Там всегда есть. Много чего. Только это не близко.

– Где?

– В Сокольниках.

– А чего там?

– Там просто хата съемная. И друзья живут.

– Ну чо, поехали.

– До свиданья, наш плюшевый Мишка!

Илона встала, потянулась. Лапин взял ополовиненную бутылку. Они двинулись к выходу через танцующую толпу.

В гардеробе получили одежду. Вышли в полутемный проход с грубыми стенами из сваренных стальных кусков. Здесь маячили редкие фигуры.

– Уаах! Холодно… – Илона поежилась. Пошла вперед. Лапин обнял ее. Грубо и неловко притянул к себе.

– Нежности? – спросила Илона.

Лапин стал целовать ее тонкие холодные губы. Она ответила. Свободной рукой он сжал ее грудь. Бутылка выскользнула из другой руки. Разбилась возле их ног.

– Блин… – вздрогнул Лапин.

– Ауч! – посмотрела вниз Илона.

Лапин рассмеялся:

– Стекло во множественном числе… а по-русски – вдребезги.

– Гуляем? – спросил какой-то парень. Сидел на корточках у стены. Курил.

– Давай новую возьмем? – дохнул ей в ухо Лапин.

– Хватит! – Илона с силой наступила темно-синей платформой на осколки. Осколки хрустнули.

Она взяла Лапина за руку. Потянула к выходу из прохода:

– Шампанское – штука хорошая. Но там будет круче.

Лапин задержал ее:

– Подожди…

– Чего? – остановилась она.

Он обнял ее. Замер, прижавшись. Они постояли минуту.

– Холодно, – тихо усмехнулась Илона.

– Подожди… – Голос Лапина задрожал.

Она замолчала. Лапин прижался к ней и вздрагивал.

– Ты чего? – Она слизнула языком слезу с его щеки.

– Так… – прошептал он.

– Чего, кумарит, что ли?

Он отрицательно покачал головой. Шмыгнул носом:

– Просто… как-то херово.

Любка

23.59.

Квартира Андрея. Кутузовский проспект, д. 17

Спальня со светло-сиреневыми стенами. Широкая низкая кровать. Приглушенная музыка. Полумрак.

Голая Николаева сидела на голом Андрее. Ритмично покачивалась. Грудина у Николаевой была перевязана шелковым платком. Но обе груди были свободны. Андрей курил: 52 года, полный, толстолицый, с залысинами, с волосатой грудью, татуированным плечом и короткими пухлыми пальцами.

– Не спеши, не спеши… – пробормотал Андрей.

– Хозяин барин. – Николаева стала двигаться медленней.

– Грудь у тебя клевая.

– Нравится?

– Ты ничего с ней не делала?

– Нет, что ты. Все мое. О-о-о… сладкий хуище какой…

– Достает до кишок? – Он выпустил дым ей в грудь.

– Ох… еще бы… ой… Жаль, что сегодня в попку нельзя…

– Почему?

– Бо-бо.

– Геморрой?

– Да нет… ой… последствия… ой… аварии…

– Как же ты так приложилась? Под машину попасть… ой, бля… надо же умудриться… я дорогу когда перехожу, раза четыре оглянусь… ой, не спеши…

– О-о-о… класс… о-о-о… Андрюш… о-о-о… ай!

– Не спеши, говорю.

Николаева взяла себя за бедра. Опустила голову. Тряхнула волосами. Осторожно двинула задом. Потом еще. Еще.

Андрей сморщился:

– Ой, бля… уже… Алька, сука… я же говорил – не спеши! Щас брызнет! Нет! Сдави, сдави там! Блядь! Слезь! Ну, на хуй так вот делать по-подлому?

Николаева моментально спрыгнула с него. Схватила одной рукой его обтянутый презервативом член. Другой сильно нажала в промежуток между анусом и яйцами:

– Извини, Саш… то есть… Андрюш…

– Сильней, сильней дави!

Она нажала сильнее. Он застонал. Дернул головой.

– Теперь отвлеки, отвлеки, на хуй…

– Как, Андрюшенька?

– Ну, расскажи чего-нибудь…

– Чего?

– Ну, смешное чего-нибудь… давай, давай, давай…

– Анекдот?

– Что-нибудь… ой, бля… давай, давай…

– Я не помню анекдоты… – Николаева почесала бритый лобок. – А! Вот заебательский случай, мне Сула рассказывала. Ее мужик один в пятнадцать лет к себе домой привел, трахнуть хотел, а она не давала, типа – девственница и все такое. Он возился с ней в постели, возился, хуй аж дымится ну там часа два, а она все ноги не разводит. Потом он говорит: давай в попку тебя трахну. Н у, давай. Подставила ему. Он как ввел, так сразу и кончил – терпеть уже сил нет. А спермы там – до хуя! Как полилась внутрь, как будто клизму сделали. Он отвалился. А Сула, представляешь, сразу встала, присела и на персидский ковер ему насрала! Пока он еблом щелкал, оделась и – деру!

– Ой, бля… Аль, давай… я все равно не могу…

– Щас, милый. – Она села на него. Ввела член во влагалище. Стала быстро двигаться. Взяла рукой яйца.

– Да… да… вот… – забормотал Андрей. Замер. Сжал кулаки. Выкрикнул. Стал бить Николаеву кулаками по бокам: – Да! Да! Да!

Она закрывалась руками. Двигалась. Взвизгивала.

Андрей перестал бить. Руки его бессильно упали на кровать.

– Ой, бля… – Он потянулся к пепельнице. Взял недокуренную сигарету.

– Как? – Николаева облизала его розовый волосатый сосок.

– Ой… – Он затянулся. – Аж искры из глаз…

– Ты такой классный… – она гладила его плечи, – такой кругленький… как Винни-Пух. А член – ваще. Я сразу кончаю.

Он усмехнулся:

– Не пизди. Налей вина.

– Силь ву пле. – Она протянула руку. Вынула из стеклянного ведерка со льдом бутылку белого вина «Pinot Grigio». Налила в бокалы.