В общем, все у меня было в порядке. Мне начала нравиться красивая девушка по имени Лара, дизайнер, которая регулярно приходила к нам приводить в порядок прическу. Все это время я навещал «Миледи» и мистера Диксона, который, что ни говори, помог мне начать свой бизнес. Время от времени я привозил ему в подарок то модное зеркало, то мощный фен, то упаковку новых полотенец, но я всегда забирал причитающуюся мне зарплату, даже если не нуждался в этом.

Мистер Диксон был представителем старой школы. Не стоило обижать его.

Однажды он пришел ко мне в наш салон и все осмотрел. Потом он сказал мне, что я хороший парень, самый лучший из всех, кого он знал, и ему дела нет до моих пристрастий. До моей личной жизни, так сказать.

И я не смог ничего ему объяснить. А вскоре мистер Диксон умер и оставил мне свой салон.

Я был удивлен. Но у него не было близких родственников, и он не хотел, чтобы дело всей его жизни пропало и чтобы помещение было продано кому-нибудь, кто устроит здесь торговую точку по продаже фаст-фуда.

Я не знал, что делать с этим подарком. Парикмахерская Диксона безнадежно устарела и была убыточной, но я знал, что салон должен быть сохранен. Я не хотел огорчать всех пожилых леди, которые много лет ходили сюда, причем преимущественно ко мне, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В любом случае мне сейчас было не до этого. Меня занимали другие вещи.

Я безумно влюбился в Лару, но она считала, что я гей, и я не мог убедить ее в обратном.

— Глупости, Фэбиан, я не могу тебе нравиться, мой сладкий! — смеялась она. — Мы с тобой подруги, просто у тебя появилось дурацкое желание показаться на глаза какому-то красивому парню и сказать: «Я гуляю с девушкой, вот я каков!»

— Я не гей, Лара, — сказал я спокойно. — Я на сто процентов гетеросексуал.

— И Джерри, Генри и Бэзил, конечно, тоже? — продолжала она иронизировать.

— Нет, конечно. Но я — да.

Все было бесполезно. Я сказал, что меня зовут Крепыш, но это развеселило ее еще больше. Я Джордж, сказал я в отчаянии, но она предложила мне примириться с этим.

Мне позвонила женщина, занимавшаяся хозяйственными делами «Миледи», и согласовала кое-какие вопросы. А потом с одной из моих лучших стилистов случилось что-то вроде истерики в комнате для персонала, она рыдала и кричала что-то бессвязное о том, как уничтожила чьи-то волосы, как не понимала, что ее муж отчаянно хочет детей, и о том, что люди не верят друг другу.

Для утра рабочего дня это было ну просто необходимо.

Джерри и Бэзил, обычно хорошо справлявшиеся с подобными вспышками гнева, нервными расстройствами и плачем, не смогли ни понять причину, ни успокоить ее. Генри сказал, что мы должны вызвать медиков. Я пошел к ней и сел рядом.

— Пандора, — мягко произнес я.

— Ви, меня зовут Ви, — закричала она.

Я забыл об этом. В салоне ее всегда звали Пандорой.

— А я Крепыш — это мое настоящее прозвище, — сказал я.

— Крепыш? — недоверчиво спросила она.

— Боюсь, что да, — признался я.

— О господи, — сказала она. — Этого еще не хватало — тебя зовут Крепышом.

Я решил разобраться, в чем дело. Она опять начала всхлипывать, и я понял примерно четверть сказанного: там фигурировал Иен, ее муж, там была «одиннадцатичасовая» леди, там была бедная Бренда Дезмонд, француз и молодой месяц.

Я подумал, не прав ли Генри. Может быть, она сошла с ума и ее нужно связать и изолировать. Я предложил ей выпить воды и похлопал по руке.

Мне сказали, что пришла Лара. Я ответил, что ей придется подождать. Я продолжал сидеть рядом с рыдающей женщиной, поглаживая ее по руке.

— Не нужно раздражать Лару, — пробормотала, всхлипывая, Пандора-Ви.

— Меня это не волнует. Лара раздражает меня, она продолжает думать, что я — гей, она смеется надо мной и гонит меня прочь. Вот пусть это ее дурацкое выпрямление волос и подождет, пока я буду готов подойти к ней.

Ви подняла ко мне залитое слезами лицо.

— Но это глупость, Фэбиан, стоит только посмотреть на тебя, и становится ясно, что ты любишь и то и другое. — Она говорила совершенно серьезно.

Мне хотелось дать ей хорошую затрещину, но сейчас было не время досконально обсуждать мою сексуальную ориентацию. Впрочем, она увидела выражение моего лица.

— Если как следует подумать, то в бисексуальности есть смысл, — сказала она, глотая слезы. — Ты отказываешься от чего-то, но приобретаешь другие возможности.

— Я вовсе не бисексуал, Ви. Я занимался сексом с женщинами, слышишь, с женщинами, с подругами, девушками, девками, телками. Но, по-видимому, этого недостаточно. С этого дня я начинаю спать со всеми женщинами подряд. Пусть эти всезнающие Лары поймут, что к чему. Пусть посмотрят…

Я увидел, что рот Ви округлился от ужаса. Она уставилась на кого-то за моей спиной. Я понял, кто это, еще до того, как обернулся. Там стояла Лара, слушающая каждое слово и смотревшая весьма неодобрительно.

— Как ты посмел довести Пандору до слез? — заговорила она. — Хулиган. Пандора, бедняжка, что тебе сказал этот негодяй?

Сочувственный тон вызвал, разумеется, новый поток слез. Я опять услышал ключевые слова: дети, молодой месяц, Иен, «одиннадцатичасовая» леди, француз, браслет. Нечто бессвязное и совершенно невразумительное. Однако Лара поняла ее моментально. Нет проблем, сказала она мне, надо сделать вид, что мы ничего не знаем.

Ну, для меня это было не сложно. Я действительно ничего не знал и не понимал.

«Одиннадцатичасовую» леди следует обслужить бесплатно и исправить ей прическу, Ви должна перестать принимать противозачаточные таблетки, Иен любит ее, браслет предназначался Ви, а не «одиннадцатичасовой» леди. Короче, не о чем лить слезы. Главное — избегать стрессов.

Я по-прежнему ничего не понимал.

Ви вытерла слезы, высморкалась и улыбнулась.

— Тяжело избегать стрессов в таком салоне, — грустно сказала она Ларе.

— Иди работать в более спокойное место и поближе к дому, — предложила Лара.

— Где его найти? — спросила Ви.

— Ну, я уверена, что Силач, или Крепыш, или как там его, поможет тебе в этом, — сказала Лара, но при этом она смотрела на меня, улыбаясь. Это была совсем другая улыбка, можно было подумать, что она видит меня впервые.

И у меня возник план.

Ви, как оказалось, жила рядом с «Миледи», в пригороде Россмора, неподалеку от Боярышникового леса. Она может быть руководителем в салоне. Она может разбираться с детьми, браслетами и молодыми месяцами, когда ей будет удобно, а «одиннадцатичасовая» леди ей больше не встретится. Все то, что они хотели.

Все в порядке, можно браться за работу?

Я усадил Лару в кресло и, посмотрев ей в глаза в зеркале, сказал, что у нее прекрасные волосы и выпрямление им не требуется.