В первые дни после исчезновения Куры Хизер Уитерспун ходила как побитая собака. Она не могла понять, почему вдруг Уильям отказался от нее, да еще нагрубил ей. В конце концов, не она виновата в том, что Кура застала их. Наоборот, именно она разгадала стратегию Куры в тот вечер и намекала об этом Уильяму. Но он был уже слишком пьян, чтобы понять это и не позволить своей жене манипулировать собой.

— Я не поползу к ней по первому же свистку! — пьяно возмущался он. — И… и уж точно не повезу ее в Крайстчерч. Пусть качает бедрами, пошла она… я возьму ее, когда захочу, а не тогда, когда ей это будет нужно.

Хизер не стала больше ничего говорить. Никто не может требовать этого от нее; в конце концов, она его любит. Несправедливо теперь обвинять ее во всем.

Но Хизер уже давно поняла, что жизнь не всегда справедлива к ней, и обратилась к проверенной стратегии: она будет рядом, будет ждать. Когда-нибудь Уильям одумается, когда-нибудь она станет нужна ему. В возвращение Куры она не верила. Та сначала будет наслаждаться успехом, а когда ей понадобится мужчина, она найдет себе кого-либо, кто будет находиться рядом с ней в тот момент. Кура-маро-тини не была привязана к Уильяму Мартину. И если Хизер верила в любовь, то только в свою собственную.

Кура уже нашла своего мужчину, хотя в этом случае и не стала бы говорить о любви. Но она восхищалась Родериком Барристером: он казался ей воплощением всех ее мечтаний об успехе и карьере. С одной стороны, он мог посвятить ее в тайны бельканто гораздо глубже и интенсивнее, чем мисс Уитерспун с ее тремя уроками пения, взятыми в Швейцарии. Кроме того, он обладал властью — вся труппа слушала его приказы, причем с такой покорностью, какой Кура никогда прежде не видела. Конечно, в Киворд-Стейшн тоже были господа и слуги, но своеволие и самоуверенность пастухов и маори, которые так смущали Уильяма, Кура воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Рабское повиновение было не в чести на овечьих фермах. Тот, кто работал там, должен был уметь принимать решения. А в ансамбле Барристера имело значение только одно слово, причем его собственное. Он мог осчастливить балерин, пообещав им на одно соло больше, и даже такие ученые певицы, как Сабина Конетти, не осмеливались возражать, когда такой новичок, как Кура, натягивал им нос. А благосклонность Барристера — это Кура выяснила довольно быстро — имела вполне определенное отношение к женской половине ансамбля. Балерины совершенно откровенно говорили, к примеру, о том, что Бригитте только потому разрешили петь Кармен, что она была покорна импресарио. А нежелательные последствия этой связи устранила молчаливая акушерка из Веллингтона.

После этого Бригитта несколько недель не могла танцевать и всхлипывала ночи напролет. Это раздражало Куру, поскольку пока что она делила гостиничный номер с маленькой танцовщицей. Как бы там ни было, Бригитта на нее не сердилась. Она была рада отделаться от певческих ролей, с которыми безнадежно не справлялась, и, судя по всему, Родерик ее больше не интересовал. Когда спустя несколько ночей Кура стала убегать из комнаты, чтобы навестить импресарио, девушка делала вид, будто ничего не замечает.

Куру довольно сильно тянуло к привлекательному тенору, и ей даже не пришлось притворяться, когда он начал ухаживать за ней. Впрочем, он тоже недолго удовлетворялся поцелуями и безобидными ласками. Над опасениями Куры относительно того, что она забеременеет, он лишь посмеялся.

— Чушь, малышка, я очень осторожен! У меня все всегда под контролем!

Куре хотелось верить в это, и она заметила, что, любя ее, Родерик выходил из нее быстрее, чем это делал Уильям. Но по-прежнему оставалась неясной ситуация с Бригиттой. В конце концов она с гулко бьющимся сердцем доверилась Сабине Конетти. Несмотря на свои подозрения относительно того, что певица недолюбливает ее — сейчас Родерик изучал и роли сопрано со своим новым открытием, — она полагала, что та больше всех знает о женских тайнах. Сабина с готовностью посвятила ее в те немногие премудрости, которые были известны ей самой.

— Старайся держаться от него подальше в самые опасные дни. Но полностью безопасно это никогда не бывает, — подытожила она. — И не рассчитывай на клятвенные заверения этих парней в случае чего жениться… или что там они еще обещают. Поверь мне, сейчас Родерик готов пообещать тебе даже звезду с неба, но на это надеяться не стоит. Да, Родерик наслаждается тобой, как Пигмалион, но в целом больше всех любит себя. Если ему будет нужно, он бросит тебя.

Впрочем, это предупреждение не имело для Куры особого значения. Во-первых, Кура понятия не имела о греческой мифологии, а во-вторых, была уверена в том, что Родерик добр к ней. Если он самовлюбленный эгоист, во что она вполне верила, то просто не всегда будет давать ей крупные роли и, в первую очередь, не каждый день бесплатные уроки пения. Он действительно проводил полдня у рояля вместе с Курой, в то время как остальные члены ансамбля наслаждались свободой, исследовали такие города, как Окленд и Веллингтон, или отправлялись на вылазки, чтобы насладиться чудесами природы вроде тропиков и гейзеров.

Ночью же Кура была к его услугам; но она наслаждалась и самой игрой, хотя Родерик, как любовник, сильно уступал Уильяму. Куре не хватало экстазов, пьянящих кульминаций, до которых доводил ее муж, и постепенно начинала злиться на Родерика, который не возмещал ей риск забеременеть с такой же страстью. Но она забывала обо всем, стоило ей вечером выйти на сцену и услышать аплодисменты публики. Тогда она становилась счастливой, чувствовала избыток благодарности по отношению к Родерику и позже осыпала его нежностью. А Родерик проявлял себя как совершенно не тщеславный человек. Он позволял ей блистать, снова и снова посылал ее одну за занавес, чтобы принять овации слушателей, передавал ей цветы на сцене.

— Похоже, наш петух влюбился, — однажды вечером прошептал Фред Хувер, баритон, Сабине Конетти. — А малышка действительно поет все лучше и лучше. Пока что у нее есть проблемы с дыханием, но однажды она затмит нас всех — и, в первую очередь, его.

Певцы стояли на заднем плане, в то время как Барристер в пятый раз кланялся Куре на сцене. Они образовали хор, а Кура и Родерик исполняли Кармен и ее тореро.

В ответ на слова Фреда Хувера Сабина кивнула и поглядела на сияющее лицо Куры. Сомнений нет, Барристер действительно по уши влюблен в малышку. Но спасет ли это юную певицу, когда этот день придет?

Уильям был сыт по горло. Снова наступил один из тех дней, когда ему хотелось как можно скорее сбежать из Киворд-Стейшн, — если бы у него были варианты. Гвинейра продала стадо молодняка майору Ричлэнду и попросила Уильяма согнать для него животных. Поскольку погода за день до этого была многообещающей, Ричлэнд решил поехать с ним и в ту ночь остался в Киворд-Стейшн. Конечно же, они долго пировали с Уильямом уже после того, как Гвинейра и Джеймс удалились к себе, и оба были теперь с похмелья и в самом дурном расположении духа. К тому же целое утро шел дождь, и двое пастухов-маори, которых Гвинейра откомандировала к Уильяму, не пришли. В конюшне околачивался один только Энди Мак-Эрон. Уильям потребовал от старого погонщика скота, чтобы он сопровождал их с Ричлэндом; один он боялся не найти отобранных овец. Мак-Эрон, который, судя по всему, понял, что ему не остается ничего другого, если он не хочет, чтобы все окончилось позором, согласился поехать с ними. Однако задал убийственный темп и проигнорировал Уильяма, когда тот, оглядываясь на пожилого майора, попросил его ехать помедленнее. Впрочем, Ричлэнд держался довольно неплохо на своем чистокровном жеребце, и настроение ему поднимал каждый новый глоток из фляги, которую он взял с собой. В конце концов Уильям тоже стал прикладываться, а Энди отказался, лишь покачал головой.