– У меня новая кофеварка, – встревает Рамон, – перестарался, наверно. – Он улыбается. – Хотел продемонстрировать искусство варки настоящего колумбийского кофе.

– В кофеварке невозможно сварить настоящий кофе, – парирует Роберт. Кажется, он отвлекся.

– Возможно, если у тебя руки растут, откуда нужно, – шутит Рамон.

– Интересно. Ну-ка, просвети, откуда растут мои?

– Когда я в последний раз пил сваренный тобой кофе, показалось, что из задницы, – смеется Рамон.

* * *

– Говори, что сделал этот подонок, пока я не уехал.

Мы сидим в машине, около клуба Рамона. На тротуаре припаркован мотоцикл Марио.

– Что он мог сделать, сидя на стуле?

– Без понятия, но я убью его в любом случае.

О черт.

Это шутка?

Смотрю в его темные глаза и хочу спрятаться под коврик «Корвета». В них столько гнева и безумия, что меня охватывает ужас. Я не должна расколоться, не должна. Хотя бы до тех пор, пока мы не улетим в Нью-Йорк.

– Я клянусь, что он ничего не сделал. – Боже, прости, но мне пришлось.

– Я тебе не верю.

Что? Как?

– Почему? Я задумалась и сделала слишком большой глоток, вот и все.

– Рамон отослал его в подсобку сразу после этого.

– И что? – Развожу руками. – Это совпадение.

– Нет, не может быть.

Делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на дорогу. И что теперь делать?

Господи, пожалуйста, пусть он поверит мне и мы благополучно доедем до дома.

Пока я раздумываю над новыми аргументами, Роберт поворачивает ключ и заводит машину.

Наконец-то!

Мы отъезжаем от клуба и мчимся по Мелроуз-aвеню. Быстро, чересчур быстро.

– Во сколько самолет?

– В четыре, – угрюмо отзывается Роберт.

– А во сколько мы будем в Нью-Йорке?

– Около часа ночи по местному времени.

– Ничего себе. Значит, в понедельник я буду «вареная».

– Почему?

– Перелет, смена часового пояса…

– Всего три часа разница. Это ерунда.

– Да, но…

Затихаю, поняв, что он не в настроении болтать. Бесится. Потому что не верит. Тогда почему он уехал? Странно. Роберт нажимает на кнопку, и салон заполняет быстрая роковая мелодия с угнетающим, пессимистичным текстом:

«Мне нужно знать,

Мне нужно знать,

Если ты считаешь, что тебе пора уйти,

То лучше так и скажи…

Потому что я не знаю, как долго я еще смогу держаться…»[40]

Отворачиваюсь к окну и предаюсь воспоминаниям.

«Я очень ревнив».

«Я присваиваю все, что мне нравится. В том числе и женщину, и всегда нахожу, к кому и к чему ревновать».

«И когда в последний раз ты присваивал себе кого-то?»

«Пять лет назад».

«У тебя была такая женщина?»

«Было несколько. Одна особенно запомнилась».

И снова эта проклятая невеста выскакивает в моем подсознании, как клоун из коробочки. Наверное, бедняга не выдержала его ревности и сбежала. Или наставила ему рога, после чего он превратился в закоренелого ревнивца. Как же я хочу все о ней разузнать. Я ведь даже имени ее не знаю.

Марта? Мария? Мэлани?

Подъезжая к Бель-Эйр, я твердо решила расспросить Роберта о его прошлом. Но только не сегодня… не сегодня.

В самолет мы садимся за пятнадцать минут до взлета.

Я заранее переоделась в спортивные штаны и олимпийку. Роберт в синих джинсах, белой рубашке и черном пиджаке. Так он выглядит строже, но мне нравится. Завтра он вновь облачится в один из своих костюмов, чтобы предстать перед всеми в образе надменного подонка, но после всего, что между нами произошло здесь в Эл-Эй, я вряд ли смогу относиться к нему по-прежнему. Я узнала его с другой стороны. Как заботливого сына, хорошего друга и талантливую артистичную натуру. Ко всему прочему, он умопомрачительный любовник.

– Мистер Эддингтон, через десять минут взлетаем, – оповещает стюард.

– Хорошо.

Я сажусь в кресло. Роберт кладет мак на стол и оглядывает меня с высоты своего роста.

– Итак, теперь, когда мы в самолете, может, расскажешь, как именно ты обожглась у Рамона?

Вот дерьмо, он не забыл. Вопрос застает меня врасплох.

– Я же объяснила…

– Чушь. Говори, как есть, – требует он, встав в шаге от меня.

– Послушай, перестань, а? – Я осторожно приподнимаю голову и встречаю его сердитый взгляд.

– Что перестать?

– Копаться в этой ерунде.

– В ерунде?! – вспыхивает он, сжав кулаки добела.

Он в ярости. Настолько, что скажи я ему правду, он мигом разорвет меня на куски.

Нет, я не могу признаться. И я боюсь.

– Роберт, сядь, пожалуйста, в кресло и пристегнись, – не придумав ничего лучше, бормочу я, уставившись на свои пальцы.

Он издает нервный смешок.

– Спасибо за заботу, но я как-нибудь сам разберусь.

Черт, что же делать?

– Или ты скажешь мне, что натворил этот гадкий сопляк, или я сейчас же отменю полет.

О Иисус! Только не это!

– Что? Не надо!

– Я жду, – настаивает он, теряя терпение.

Кажется, придется расколоться. Срань господня, вот я влипла…

Собираюсь с духом и выпаливаю на одном дыхании:

– Он просто подкатывал ко мне, не более. – Я не шевелюсь.

– Это я и так понял. Как именно?

– Приглашал прокатиться на своем байке, а когда я отказалась, он… – понижаю голос, – ущипнул меня за задницу.

– И…?

И?

Отрываюсь, наконец, от своих рук и бросаю на него несмелый, полный непонимания взгляд.

– Тебе понравилось? – спокойно продолжает Роберт, будто мы говорим о Хендриксе или зеленой Мэрилин Монро.

– В смысле? Я же сказала, что отшила его.

– А до этого ты еще поклялась, что обожглась кофе. – Он осуждающе качает головой.