– Добавляете ли вы серебро в колокол при литье? – спросил Пожарский.

Он помнил, что где-то прочитал, что этому русских колокольных дел мастеров научили иноземцы, но не объяснили, что при добавлении серебра и золота, которое жертвуют горожане для своего колокола, нужно драгметаллы бросать в расплав так, чтобы они как раз туда и не попали. Хитрых способов было много. Например, перегораживали основную лётку, а кидали в ту, что выводит драгоценности совсем не в плавящийся металл, а в специальный горшочек, который после застывания колокола достают из формовочной смеси и используют по прямому назначению.

Простодушные же русские мастера считали, что чем больше серебра, тем более серебряный звон у колокола. В царь-колоколе, что ещё не появился даже в проекте, будет обнаружено 72 килограмма золота и 525 килограммов серебра. Понятно, что часть золота попала туда вместе с медью, но всё равно вера людей в улучшение звучания с помощью серебра и золота поражала.

– Как же не добавлять, княжич, если и каноном заповедано, и люд православный собрал, – подтвердил его мысли Самсонов.

Жили колокольные мастера небогато. Те же полуземлянки, и эти землянки топились по-чёрному. Это у металлургов-то, которые построили не один десяток печей.

– Иван, переезжайте ко мне в Вершилово. Я каждому построю по дому с двумя печами, что топятся по-белому. Положу по рублю подмастерьям твоим в месяц, а тебе с сыновьями – десять рублей в месяц. Кроме того, научу лить красивые колокола, за которыми и из заграницы приезжать будут, а самое главное, научу лить колокола с настоящим серебряным звоном. – Пётр всего этого не умел, но полагал, что его резчики по дереву справятся с иконками и надписями, а сам он – с чистотой материалов, и не даст портить металл дорогими примесями.

– Предложение-то заманчивое весьма, да только если ты сам, княжич, всё это умеешь, то зачем мы тебе? – не очень-то поверил мастер-литейщик.

– У меня столько других производств в Вершилове, что всем заниматься я не успеваю, – пояснил Пётр. – Отлажу вам производство, с хорошими модельщиками объединю, дам пару подсказок, а дальше вы сами. Прибыль от литья колоколов делим пополам. А прибыль будет огромная.

Мастер ещё поломался, но когда Пётр упомянул, что всем вершиловцам положены бесплатно две коровы, лошадь, две козы и две свиньи, причём на первый год весь фураж за счёт князя, то настроение металлурга переменилось. Добил его Пётр тем, что медь он будет со следующего года плавить сам на Урал-камне. Ударили по рукам. Пётр нанял для мастеров две ладьи в Чебоксарах, чтобы перевезти в Вершилово всё имущество и запасы металла, а сам поплыл домой.

Быстрее бы уж Вершилово.

У Михаила Фёдоровича Романова появилось новое развлечение. Он принимал знаменитостей, которые просились в Вершилово к Петеньке. Сейчас перед ним стоял Питер Пауль Рубенс. Зачем всем этим немцам по два, а то и по три имени? Одного, что ли, мало? Ничего, поработает в Вершилове несколько лет, освоится там, можно будет, как и печатнику, дать грамотку о присвоении ему дворянства и переименовать в Петра Павловича. Тоже два имени, но звучит совсем по-другому.

Художников было трое. Первым представился сам мэтр, затем – два его ученика Якоб Йорданс и Франс Снейдерс.

– Ваше величество, – начал Рубенс, – у меня есть приглашение от маркиза Пожарского…

– Знаю, знаю, вы будете детишек учить у нас в Вершилове. Дьяк сейчас напишет вам грамотки. А не могли бы вы, господин Рубенс, задержаться немного в Москве и нарисовать портрет мой и моей матушки? – решил и царь воспользоваться ситуацией.

– С большим удовольствием, ваше величество, но если позволите, то я сделаю только наброски. Ведь писать портрет – это не быстро, а мы все устали в дороге, у нас маленькие дети, хотелось бы уже приехать на место и перестать жить табором, – поклонился художник.

– Конечно, господин Рубенс. А пока вы делаете наброски, дьяк Фёдор вам подберёт лошадей попроворнее да десяток стрельцов в сопровождение. – И Михаил повернулся к дьяку.

– Всё сделаем, великий государь, даже подьячего с Ямского приказу выделим, чтоб на ямах без задержки лошадей меняли, – склонился Борисов.

– Спасибо, ваше величество, но у нас есть своя охрана: я нанял десяток рейтар сопровождать нас до Вершилова.

– Всё одно выделим. Лишними не будут. Вы сейчас устраивайтесь, а завтра поутру я возок свой пошлю, чтобы до покоев государыни в Вознесенском монастыре вас доставили. Потом покормят вас и сюда обратно доставят. А на следующий день и поедете в Вершилово. Дней за десять доберётесь. Погода пока хорошая стоит, дождей мало. Дороги-то не раскисли, поди. А я сегодня же маркизу Пожарскому грамотку с гонцом пошлю, чтобы встретил как положено.

Художники, откланявшись, ушли.

– Дьяк Фёдор, ты письмецо Петруше напиши, чтобы он поспрошал у вновь прибывших, не знает ли кто хороших оружейников, и пусть он их тоже в Вершилово пригласит. Сдаётся мне, что после таких учителей найдутся мастера, что захотят в Вершилово перебраться. Нужно нам свои мушкеты да пистоли выделывать. Смоленск с Черниговом возвращать надо.

Их встречали. Пристань у Вершилова успели построить, и сейчас там собралось множество народа. Несколько сотен человек. Видны были стрелецкие кафтаны. Отдельно стояла группа в европейских одеждах. Блестели начищенными нагрудниками рейтары. Эти-то откуда? Военных он точно к себе не приглашал.

Пристань была немаленькой. Около причала уже стояло несколько больших ладей, которые, видно, разгружали, но сейчас бросили, и грузчики тоже присоединились к встречающим.

Вчера их обгоняли несколько маленьких судёнышек. Вот они, поди, и донесли, что экспедиция, уплывшая весной на Урал-камень, возвращается. А ведь всего-то год и месяц прошёл, как генерала в отставке Афанасия Ивановича Афанасьева забросила неведомая сила в это время. И насколько уже сроднился он с ним. Вот сейчас в Вершилово как домой вернулся…