В своей книге «Сомнения и надежды» Г. В. Адамович написал об этой последней встрече с Г. В. Ивановым:

«Я был у него в Мере, маленьком городке на южном побережье Франции, около Тулона, недели за две — за три до его смерти. Было ясно с первою взгляда, что это конец… Но казалось — конец, который может еще длиться, с перемежающимися улучшениями и ухудшениями, как почти всегда бывает при последних, смертельных болезнях. Конец подлинный, окончательный настал, однако, совсем скоро.

Чем Георгий Иванов был болен? Ответить трудно, и врачи сами отвечали уклончиво и неопределенно. Вполне возможно, что свела его в могилу какая-нибудь скрытая, ускользающая от диагноза болезнь. Но организм его был настолько истощен, что мог он умереть и от убыли жизненных сил, от отсутствия всякого сопротивления недугу, который для другого опасен не был бы. «В светильнике нет больше масла» — по обычному в таких случаях сравнению. Действительно, гореть, светиться — в чисто физическом смысле — было уже нечему. Он говорил с трудом, держался на ногах еще труднее, а худ был так, что сам себя сравнивал с бухенвальдскими снимками. Горестно насмешлив оставался он до последнего дня. Георгий Иванов знал, что умирает. Но ему хотелось жить, по-видимому, страстно хотелось, и в ответ на стереотипнолживые успокоительные уверения: «у тебя совсем не плохой вид», «да ты еще всех нас переживешь» — кто же этих слов не знает? — улыбался доверчиво и, я думаю, без притворства. Вероятно, мелькала у него мысль: «пожалуй, я и в самом деле не безнадежно болен». Но, тоскуя об уходящей жизни, он — насколько могу судить — смерти не боялся, хотя бы потому, что смерть была в его представлении абсолютно, абсолютно пустым «ничто», черной дырой. Бояться можно того, что поддается воображению: здесь было одно только отсутствие, пожалуй, даже Отсутствие с большой буквы.

Невольно возникало недоумение: как, этот иссохший, изможденный до неузнаваемости человек — это Георгий Иванов, тот самый Жорж Иванов, которого я знал сорок лет, нет, даже не сорок, а больше, почти полвека».

* * *

Георгий Владимирович Иванов умер утром 27 августа в местной больнице. Перед смертью он оставил записку:

«Благодарю тех, кто мне помогал. Обращаюсь перед смертью ко всем, кто ценил меня как поэта, и прошу об одном. Позаботьтесь о моей жене, Ирине Одоевцевой. Тревога о ее будущем сводит меня с ума. Она была светом и счастьем моей жизни, и я ей бесконечно обязан. Если у меня действительно есть читатели, по-настоящему любящие меня, умоляю их исполнить мою посмертную просьбу и завещаю им судьбу Ирины Одоевцевой. Верю, что мое завещание будет исполнено».

Его похоронили в общей могиле (по-французски — fosse commune). Позднее прах поэта был перенесен на парижское кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

И. В. Одоевцева в начале сентября 1958 года переселилась в дом для престарелых русских в Ганьи под Парижем (все-таки отыскались друзья, которые помогли). Там ей суждено было пережить еще один брак с русским эмигрантом Я. Н. Горбовым. Будучи сыном купца-миллионера из Мытищ, этот человек окончил в Париже два высших учебных заведения: Высшую техническую школу и Школу общественных наук, но работал простым таксистом, потом ушел добровольцем на фронт, где был ранен. После войны, продолжая работать в такси, он написал роман «Осужденные», который в 1954 году недобрал одного голоса до Гонкуровской премии.

В 1981 году и его не стало, а И. В. Одоевцева в 1987 году вдруг решила возвратиться на родину, где ей суждены были три недолгих, но полных славы года жизни (она скончалась 14 октября 1990 года в Петербурге).

Алданов Марк Александрович

Марк Александрович Алданов (настоящая фамилия — Ландау) родился в 1886 году в Киеве в интеллигентной семье богатого сахарозаводчика. Уже в восемнадцать лет, окончив классическую гимназию, он свободно владел немецким, французским и английским языками, знал латинский и древнегреческий. Потом он окончил физико-математический и юридический факультеты Киевского университета и даже стал неплохим химиком, известным своими работами в этой области. Как литератор он дебютировал в 1915 году.

Октябрьскую революцию М. А. Алданов не принял, а его публицистическая работа «Армагеддон», напечатанная в 1918 году, была воспринята как крамола. Весь тираж книги был немедленно конфискован большевиками.

В результате в марте 1919 года писателю пришлось эмигрировать во Францию.

В Париже он предпринял попытку наладить издательское дело, но безуспешно. В 1921 году в журнале «Современные записки» было опубликовано его первое литературное произведение на историческую тему — повесть «Святая Елена, маленький остров», посвященная последним дням униженного и больного Наполеона — узника этого затерянного в Атлантическом океане острова. Повесть сразу привлекла к себе внимание, о ней писали, говорили, хвалили. Ее перевели на французский язык, и публикация пришлась как раз на столетие со дня смерти Наполеона. Художник И. Е. Репин в своем письме отозвался об этой книге следующим образом:

«Ах, что это за книга! Как жаль, что я не умею набрасывать образов из прочитанного… Да ведь ваши герои — это живые люди: они являются так неожиданно, в таких невероятных поворотах и таких неуловимых тонах, что схватить это — гениальное творчество… Ваш обожатель Илья Репин».

После оккупации Франции фашистами М. А. Алданов перебрался в США. Следует отметить, что, будучи хорошим другом И. А. Бунина, М. А. Алданов в тяжелые военные годы непрестанно помогал ему выжить деньгами и посылками, причем делал он это независимо от того, что самому ему жилось в Америке нелегко.

В 1947 году М. А. Алданов вернулся во Францию, поселился в Ницце. И. А. Бунин в это время тоже жил на юге Франции, в местечке Грасс, и они стали часто видеться, ибо очень ценили общество друг друга. На расстоянии они обменивались письмами: делились самыми насущными жизненными проблемами.

Почти не проявив себя в России, М. А. Алданов, оказавшись на чужбине, очень быстро завоевал громкую славу писателя. Он издал шестнадцать крупных беллетристических произведений, большинство из которых — исторические романы («Девятое термидора», «Чертов мост», «Заговор», «Истоки», «Самоубийство» и другие).

Став Нобелевским лауреатом и получив право выдвигать кандидатуры на Нобелевскую премию, И. А. Бунин многократно, вплоть до своей смерти, писал в Нобелевский комитет, выдвигая кандидатуру своего друга на Нобелевскую премию по литературе.

Николай Васильевич Гоголь

Г. В. Адамович писал о своих встречах с М. А. Алдановым:

«Воспоминания мои о Марке Александровиче связаны главным образом с Ниццей, чудной и милой Ниццей, где он жил после войны постоянно, и где я проводил летние месяцы. Ницца должна бы остаться в русской литературе как город почти что «свой» после того, что сказал о ней Тютчев, да позже и другие, вплоть до Ахматовой. Гоголь, впервые туда попав, лаконически отозвался: «Ницца — это рай» (в письме к Жуковскому). Правда, Салтыков-Щедрин сказал несколько иначе: «Ницца — это международный б…», но о ком и о чем Щедрин говорил без раздражения?