мира, который был бы торпедирован на уровне исполнительной власти. Купить народное представительство невозможно технически, правительство – уже легче, а купить конкретных исполнителей – совсем просто. Мы еще коснемся роли Троцкого в срыве сепаратных переговоров. Можно ли утверждать, что он действовал бескорыстно?[136]

И так в любой области бытия. Если бы большевики честно придерживались демократических механизмов, то итогом работы Учредительного собрания неизбежно стало бы избрание очередного коалиционного правительства. По сути, в любом составе оно получилось бы реинкарнацией «временных» – бесконечные дискуссии о каждой мелочи плюс полное бессилие во всем, что касается принятия решений, не говоря уже о конкретных действиях. А поскольку туда гарантированно не вошли бы ни Ленин, ни Троцкий, да и вообще никто левее Каменева – сила-то на правых скамьях! – то и большевистская часть правительства получилась бы не лучше социалистической. Нет, они все были бы полны самых лучших намерений и говорили самые красивые слова, вот только ничего не смогли бы сделать. В конце концов они бы подали в отставку и ушли с чувством сбереженной политической девственности…

Россию жалко!

Ленину не было жалко Россию – похоже, он вообще ее не любил. Не в этом дело. Важно другое: большевики и страна находились в одной лодке. Спасением для страны были немедленный мир и крепкая власть. Переговоры о мире к тому времени уже шли, а дееспособная власть могла осуществляться в одном из двух вариантов: либо Совнарком, либо колониальная администрация. Если кто считает, что второе лучше, – могу порекомендовать… ничего я не могу порекомендовать – это не лечится!

Большевики всерьез намеревались осчастливить мир глобальной революцией. Россия была им нужна как стартовая площадка, не более того – но стартовая площадка была им нужна. Да и о политической репутации приходилось думать – от нее зависела поддержка населения, как нашего, на которое они опирались, так и заграничного, от которого зависело осуществление их великих планов. И теперь они лихорадочно размышляли: как выйти из создавшегося положения с наименьшим ущербом?

Мнения были разные. 8 ноября на заседании Петроградского комитета член ВЦИК Володарский заявил, что если не удастся получить большинство на выборах, то понадобится третья революция. Учитывая возраст и биографию – 26 лет, сторонник и поклонник Троцкого, сотрудник «левого коммуниста» Бухарина по издававшейся в Нью-Йорке газете «Новый мир» и сам «левый коммунист» – чего еще было от него ожидать? Заявление Володарского, просочившись в прессу, вызвало бурю возмущения – но не стоит выдавать его за мнение всей партии, в ней были люди и похитрее.

На самом деле возможность «третьей революции» проблематична – вовсе не факт, что трудящиеся поддержали бы такое выступление. Им уже начало надоедать жить в интересные времена. До сих пор преимущество большевиков было в сочетании изворотливости и крепких нервов – они умели убедительно объяснить любые свои действия и никогда не страдали нервными срывами. Сейчас тоже требовалось выкрутиться, не выходя за рамки нормальной политической борьбы.

Начали с мелочей. В ночь на 29 ноября Совнарком принял декрет об объявлении кадетов партией врагов народа – учитывая, что не было такой контрреволюционной авантюры, в которую бы те не ввязались, давно уже следовало это сделать. ВЦИК декрет утвердил: большевики выступили за, левые эсеры против, поскольку считали, что к политическим оппонентам нельзя применять насилие. Как увязать эту позицию с восстанием, которое они подняли полгода спустя, – неведомо. По-видимому, в них тоже имелось что-то готтентотское.

Строго говоря, роль, которую сыграли эсеры в вооруженном восстании 29 октября, давала основания запретить и их тоже – но этого Совнарком пока что не мог себе позволить, он был слишком слабой властью. Запрет партии эсеров мог привести к чему угодно – от раскола социальной базы советской власти до вооруженного восстания. Надо устроить так, чтобы они выступили первыми, – учитывая славное прошлое этой партии, можно было не сомневаться, что ожидание будет кратким. Был и еще один плюс в том, чтобы оставить эсеров в покое – до начала Учредительного собрания их партия будет занята подготовкой к политическим боям и оставит попытки свергнуть власть Совнаркома вооруженным путем. И то хлеб…

Предчувствуя поражение на Учредительном собрании, большевики действовали по нескольким направлениям. Всячески поощряли отзыв делегатов, выступавших против советской власти. Пользуясь возможностями Совнаркома, пресекали агитацию политических противников, затрудняли работу их фракций, даже арестовывали наиболее влиятельных политиков.

Также они всячески старались оттянуть дату начала собрания. Естественно, к 28 ноября прибыло так мало делегатов, что об открытии его вовремя даже и речи быть не могло. Совнарком издал постановление, согласно которому Учредительное собрание откроется только тогда, когда в Петроград прибудет не менее 400 делегатов – исходя из того, что это составляет немногим больше половины (если точно, то 52 %) их полного числа, то есть минимальный кворум. Поэтому большевики до самого последнего дня не могли позволить себе даже устроить совещание всей своей фракции – они тормозили прибытие своих представителей в Петроград, чтобы не переступить заветную черту в 400 человек[137].

Но все это были булавочные уколы.

По ходу обсуждения извечного русского вопроса «Что делать?» идеи возникали разные. Бухарин, например, предложил в самом начале работы собрания выгнать оттуда кадетов, а из левых делегатов организовать «революционный конвент». К чести ЦК РСДРП(б), на заседании которого прозвучало это предложение, его даже не ставили на голосование, несмотря на то, что идея понравилась Троцкому.

В кругах левых эсеров родилось другое предложение: дать Учредительному собранию проработать столько времени, чтобы оно успело дискредитировать себя в глазах масс. Это все было очень красиво и агитационно – но если у противников большевиков имеются хотя бы малейшие проблески интеллекта, они сообразят, что надо как можно скорее, отложив дискуссии о программах, избрать правительство, а поскольку у них большинство, сумеют это сделать. И вот тогда, имея параллельное Совнаркому законное центральное правительство, его противники могли бы сплотиться по-настоящему, не распыляя силы по партиям и союзам. Нет, с Учредительным собранием надо было покончить раньше, чем оно успеет создать параллельный центр силы, – а кто знает, когда делегаты этим займутся?

А тут еще обострились внутренние проблемы партии большевиков. На сей раз с левыми было все в порядке, они в основном переключились на обсуждение мирного договора с Германией. Зато на выборах во Временное бюро фракции получили большинство правые. Их было шесть человек: Ногин, Рыков, Милютин, Рязанов, Ларин и Каменев как глава группы. Месяц назад эти люди торжественно вышли из ЦК, требуя создания «социалистического правительства», – именно такого руководства фракции в вышеописанной ситуации и не хватало! Правда,