ночь. Особенно преследовал его такой сон: Лина протягивает к нему руки из клетки с обезьянами, на которой написано «Только для евреев».

Домет рассказал брату о Лине. Они пили вино и молчали.

— Мне плохо, Салим.

— Оно и видно. Но, может, все к лучшему.

— Что к лучшему?

— Что умерла она, а не ты.

— Как ты можешь такое сказать? — спокойно спросил Азиз и сам ужаснулся своему спокойствию.

— Ты же мне рассказал о донесении в гестапо.

— Ну и что?

— Ты разве не знаешь, к чему ведет связь с еврейкой? Поэтому слава Богу, что ты жив. Вернись к работе.

— А я что, не работаю?

— Я говорю не о службе. Пиши пьесы. Вложи в своих героев то, что у тебя на душе.

«А если в душе уже все перегорело? Как после пожара. Подходишь к своему дому и застаешь пепелище. Лина, Лина, куда мне от тебя деться!».

— Азиз, ты меня слышишь?

— Что?

— Я говорю, что в Каире это было очень громкое дело.

— Какое дело?

— Азиз, ну, ей-Богу, очнись. — Салим начал трясти его за плечи.

— Погоди, Серединка! Не дури!

Салим не унимался.

— Ах, так! Ну, я тебе сейчас покажу!

Оба свалились на пол и, как в детстве, пытались подмять друг друга под себя, пока со стола не скатилась бутылка и вино не полилось прямо на их раскрасневшиеся лица. Они слизывали капли и хохотали как сумасшедшие.

Потом Салим принес мокрое полотенце, и они привели себя в порядок.

Салим рассказал, какой переполох вызвала в Каире история девушки из почтенной семьи. Побывав в Индии, она стала заклинательницей змей. Знакомилась с молодыми людьми, проводила с ними ночь, потом выпускала на них змею, а верный слуга выносил труп и закапывал его на берегу Нила. Но однажды к новоявленной Клеопатре пришел молодой индус, знавший тайну заклинаний. Когда змея приготовилась его укусить, он произнес нужное заклинание, и она укусила не его, а свою повелительницу.

Салим сделал паузу, чтобы усилить впечатление.

— А что дальше?

— Утром слуга пришел за очередным трупом и, увидев, чей труп лежит на полу, умер от разрыва сердца.

Вернувшись домой, Домет набросал план пьесы «Заклинательница змей», добавил для колорита поездку заклинательницы с будущей жертвой к пирамидам и ночное катание на лодке по Нилу. Перешел к диалогам и так увлекся, что писал до самого утра.

Через неделю пьеса была готова. Накупив закусок, Домет отправился к брату, и они устроили читку.

Салим делал небольшие замечания по ходу чтения, а когда дослушал до конца, сказал, что пьеса превосходная. Почему бы ее не предложить какому-нибудь театру?

Азиз оживился. Он давно уже не думал о своих пьесах.

«Да. „Заклинательница“ может вернуть мне былую славу. Салим не стал бы зря хвалить, я его хорошо знаю».

Домет отнес пьесу в театр Лессинга. Директора не было, и он оставил ее секретарше, написав прямо под заголовком свой телефон.

Через три дня раздался звонок, и мужской голос сказал:

— Говорит Макс Грюнвальд. Любезнейший герр Домет, театр Лессинга заинтересован в постановке вашей пьесы.

Договорились встретиться через неделю.

Окрыленный, Домет поехал к брату отметить с ним приятную новость, но Салима не было дома, а Домета распирало от радости, и он отправился в «Каравеллу».

Домет сидел за столиком, рассматривая публику, и вдруг заметил женщину в широкополой шляпе. Лицо слегка удлиненное, шея тоже. А ноги совсем длинные. Серые туфли под цвет сумочки, синее платье, ожерелье из крупного жемчуг

Женщина достала пачку сигарет и начала искать спички. Спичек не нашла и обернулась, ища глазами кельнера, но Домет уже стоял возле нее.

— Разрешите? — он щелкнул зажигалкой.

— Благодарю, — ответила она и как бы невзначай коснулась его руки. Это было похоже на удар тока. — Вы очень любезны, — улыбнулась женщина. — Я, наверно, забыла спички дома.

— А у меня есть и спички. На случай, если я зажигалку забуду дома.

Оба засмеялись.

— У вас очень красивое ожерелье.

— Это мне один поклонник подарил.

— Вы — певица?

— Актриса. Играю в театре Лессинга.

— Какое совпадение! Мою пьесу там как раз приняли к постановке.

— Да что вы! А как вас зовут?

— Азиз Домет. А вас?

— Эльза Вольфганг. Вы иностранец?

— В каком-то смысле, да. Я приехал из Палестины.

— Из Палестины? Обожаю экзотику! Верблюды, пальмы, арабские шейхи…

Мелькавший в воздухе мундштук чертил дымовые синусоиды.

— Вы — не шейх? У меня еще ни разу не было поклонника-шейха.

— Я не шейх, но ваш поклонник.

Домет заказал полусухое вино и поднес Эльзе зажигалку, ожидая прикосновения ее руки. На этот раз прикосновение длилось чуточку дольше.

— Герр Домет, а в вашей пьесе есть женская роль?

— Конечно. Главная героиня, которая…

Эльза остановила его, закрыв ему рот ладонью.

— Молчите. Мы идем ко мне. Там вы мне все расскажете о главной героине. Здесь не место для серьезных разговоров.

Домет расплатился, и они вышли на улицу.

Усадив Домета в гостиной, Эльза извинилась за беспорядок, быстро взяла разбросанные по ковру подушки, свисавший со спинки стула шарфик, пепельницу с грудой окурков и исчезла.

Домет подошел к книжной полке и начал рассеянно проводить рукой по корешкам женских романов в ярких обложках, пока не наткнулся на пухлый фотоальбом. Он раскрыл его и увидел фотографии обнаженной Эльзы. Домет хотел перелистать альбом, но заметил возле себя на ковре голые ступни и поднял голову. Перед ним стояла нагая Эльза.

— Что лучше, оригинал или фотографии? — она наслаждалась его растерянностью.

Он не мог оторвать от нее глаз, но все еще боялся прикоснуться к ней. А она не шевелилась. Домет вздрогнул, и пиджак, галстук, жилет, брюки, туфли — все полетело в разные стороны. Эльза закружилась перед ним в каком-то завораживающем танце, грациозно переступая через его сброшенные вещи.

Удар током от прикосновения Эльзиных рук в кафе повторился в постели, только намного сильнее, и зарядил Домета неведомой ему раньше силой. Он почувствовал, что тело Эльзы становится податливым, как глина. А она посылала в него все новые и новые удары тока, пока ее руки не повисли, как плети.

Когда Домет ушел, Эльза набросила пеньюар достала из смятой пачки последнюю сигарету, из сумочки — спички, закурила и, отшвырнув ногой подушки на полу, мечтательно потянулась. «Надо еще раз позвать этого арабского жеребца». Она вытянула ноги и провела по ним пальцами. Все мышцы еще сладко ныли. «Ну и силища. Вот это да! Он, конечно, не ариец, но зато какой мужчина! Ой, какая я дура! Забыла спросить про женскую роль в пьесе. Пока я раз в кои