— Азиз! Вы как с луны свалились. Всех евреев иностранного происхождения обязали покинуть Германию. Они и покинули. Кто — в Париж подался, кто — в Россию.

— А как же вы рискнули остаться?

— А при чем тут я? Между прочим, чтоб вы знали, я из фольксдойч. Вот так. Мой дедушка был барон Шейнбах, — не моргнув глазом заявила Рита.

— Рита, вы не знаете, где Лина? — перевел разговор на другую тему Домет.

— Откуда мне знать, — Рита пожала плечами. — Может, тоже уехала вместе со своим гением.

— Ассад-беем?

— Он такой же Ассад-бей, как я — китайская императрица. Да ну вас, Азиз, я думала, вы меня утешите, а вы мне еще больше душу разбередили. Пойду к гостям.

11

Внутренний телефон тихо зазвонил два раза. Домет снял трубку.

— Домет?

— Так точно, герр майор.

— Зайдите ко мне.

Когда Домет вошел в кабинет, Гроба что-то писал и кивком головы показал ему на стул. Домет сел и вопросительно посмотрел на начальника.

Отложив в сторону исписанный лист, Гроба достал из ящика тонкую папку с желтой наклейкой и протянул Домету.

Крупными буквами, четким округлым почерком выведено «АССАД-БЕЙ», а в верхнем левом углу — штамп «Для служебного пользования».

— Я посмотрел этот материал. С Ассад-беем в самом деле нужно разобраться. Ознакомьтесь, — сказал Гроба.

Домет протянул руку за папкой.

— Только у меня в кабинете. Читайте, а я пока закончу мой доклад. Отшлифуете его потом.

Папка жгла руки. Домет с нетерпением открыл ее. На первой странице — знакомое лицо Ассад-бея, но фамилия другая:

«Нуссимбаум Лев Абрамович. Еврей. Год рождения — 1905. Место рождения — Баку (Азербайджан). Вероисповедание — иудейское. Профессия — писатель. Отец — богатый коммерсант, после смерти жены состоял в противозаконной связи с прибалтийской немкой, гувернанткой сына, после большевистского переворота бежал с ней и с сыном в Стамбул и оттуда — в Берлин. Там сын перешел в ислам, взяв имя Ассад-бей. В Берлине закончил русскую гимназию и поступил в университет Фридриха-Вильгельма, который закончил в 1923 году (факультет восточных языков). Опубликовал на немецком языке следующие книги: „Кровь и нефть на Востоке“, „Хроника убийств: история ГПУ“ (удостоена похвалы министра пропаганды, доктора Геббельса), биографии русского диктатора Иосифа Сталина, русского царя Николая II. Поддерживает отношения с евреями-эмигрантами из России, живущими в Берлине. Часто посещает литературный салон еврейки Риты Шейнбах, тоже эмигрантки из России. Регулярно выезжает в Вену, где живет баронесса Эльфрида Эренфельс фон Бодмерсхоф. Характер отношений Льва Нуссимбаума с баронессой точно не установлен».

Домет перевернул страницу, и у него потемнело в глазах.

В лаконичном донесении сотрудника отдела наружного наблюдения сообщалось, что вместе с Ассад-беем и его сожительницей, еврейкой из России, в вышеупомянутом салоне был замечен сотрудник Министерства иностранных дел Азиз Домет, «не состоящий на учете».

Домет искоса взглянул на Гробу. Тот продолжал писать.

Домет еще раз посмотрел на свою фамилию.

«Что значит „не состоящий на учете“? „Сожительница“ — это Лина. А она состоит на учете?»

Следующая страница.

«Открытое письмо в русские газеты. Мы, мусульмане — выходцы с Кавказа, проживающие в Берлине, заявляем, что ничего общего не имеем с евреем Львом Нуссимбаумом, скрывающимся под именем Ассад-бей, и что все его писания, претендующие на знание Востока, основаны на использовании нашего фольклора и на подлом злоупотреблении доверием его товарищей по гимназии — уроженцев Баку. Мы призываем немецкие власти обратить самое серьезное внимание на писания Нуссимбаума, которые вредят интересам Германии и мешают распространению немецкого духа во всем мире». Далее следовало десять подписей.

В папке осталась последняя страница.

«Честь имею доложить, что еврей Нуссимбаум, проживающий по адресу Александринен-штрассе, 20, кв. 16, переодевается арабом перед тем, как выйти на улицу. У него на квартире собираются другие евреи и говорят на иностранных языках. В беседах с соседями еврей Нуссимбаум высказывает антигерманские настроения. Водит домой женщин неарийского происхождения. Хайль Гитлер!

Блокляйтер Алоиз Кебке».

«Герр Кебке? Господи! Ведь он и на собственного зятя накатает донос. Что делать? Что предпринять?»

— Прочитали?

— Так точно, герр майор, — Домет вернул Гробе папку.

— На что обратили особое внимание?

— На свою фамилию, да еще с указанием места работы.

— Правильно. А что значит «не состоящий на учете», знаете?

— Никак нет, герр майор.

— Это значит, что вас ни в чем не подозревают, пока не проверят, зачем вы встретились с Ассад-беем.

— А что, если вы меня специально внедрили в этот еврейский салон для выяснения антигерманских настроений среди эмигрантов?

— Вы далеко пойдете, Домет. Вообще-то выяснение настроений — не наш профиль, но в данном случае можно себя обезопасить и таким образом. И еще. Во всей этой истории есть один положительный момент, на который вы, вероятно, в спешке не обратили внимания.

Гроба взял папку, открыл нужную страницу и прочитал:

«„История ГПУ“ (удостоена похвалы министра пропаганды, доктора Геббельса)».

— Вот она, охранная грамота и для Ассад-бея, и для вас. Поскольку доктору Геббельсу нравится книга Ассад-бея, ни его, ни людей из его окружения никто не тронет. По крайней мере, пока. Понятно?

— Так точно, герр майор.

— А у вас хороший нюх на врагов рейха.

12

Лина совсем исчезла. И к телефону не подходит. Домет поехал к ней домой. Долго звонил в дверь, потом стучал, пока из соседней квартиры не высунулась женская голова в бигуди.

— Ищете эту еврейку?

— Мне нужна фрейлейн Гельман.

— Нет ее. Съехала на прошлой неделе. А вы из полиции?

— Почти, — Домет бегом спустился по ступенькам.

«Где ее искать? Неужели она уехала из Германии, как все евреи из Ритиного салона? Не попрощавшись? Наверно, сбежала с Ассад-беем».

Но через две недели Лина позвонила. Договорились встретиться в метро. Она была бледной, напуганной. Озиралась по сторонам и шарахалась при виде полицейских. В глазах — голодный блеск. Волосы потускнели. Никаких украшений.

— Я знаю, что плохо выгляжу, — сказала она, беря Домета под руку. — У меня сейчас все плохо.

— Хотите погулять? — спросил Домет, постеснявшись спросить, хочет ли она зайти куда-нибудь перекусить.

— Если можно, сначала поесть, — сказала Лина дрогнувшим голосом.

Они зашли в первый попавшийся ресторан, и Домет заказал бифштекс для Лины, яичницу для себя и две кружки бочкового пива.

Лина набросилась на бифштекс, как будто она из голодного края. Отрезала большой кусок булки, налегла на гарнир, ела жадно, не заботясь о хороших манерах и не глядя на Домета. Домет тоже старался не смотреть на нее, ковыряя вилкой яичницу, но взгляд его невольно возвращался к Лине. Сколько же времени она не ела?