постарше и поопытнее смотрели на вещи более разумно, ибо прожили достаточно, чтобы понять, что человеческая природа есть любопытная смесь добра и зла – и, к счастью, добро преобладает.

– Такова жизнь! – вздыхала мисс Лэйн, когда до ее ушей доходило что-нибудь подобное, а однажды на одном дыхании, но более оживленно продолжила: – Хочешь еще пирога с джемом, Лора?

Лора была шокирована, ибо в ту пору полагала, что пирог следует хотя бы ради приличия отделять от драмы паузой. Ей еще предстояло узнать, что, хотя горе, утрату и боль разочарования суждено познать всем, если не сразу, то потом, близкие страдальца в какой-то мере облегчают бремя его скорби, а у людей, напрямую к этому не причастных, жизнь по-прежнему должна идти своим чередом.

Серьезных преступлений в Кэндлфорд-Грине не случалось. Об убийствах, кровосмесительстве, жестоких ограблениях – вещах, наводивших ужас, живо обсуждавшихся и способствовавших появлению разных теорий, но далеких от реальности, – его обитатели узнавали лишь из воскресных газет. Немногие местные судебные дела, скорее, приятно щекотали нервы, чем шокировали или огорчали.

Двум мужчинам были предъявлены обвинения в браконьерстве, и поскольку это произошло в поместье сэра Тимоти, он на время рассмотрения дела вышел из судейской коллегии. Но, как передавали, перед тем попросил других судей обойтись с преступниками помягче.

– Иначе, – якобы добавил он, – кому придется раскошеливаться на содержание их семей, пока они в тюрьме, если не мне?

Приговор был вынесен с должным учетом финансовых интересов сэра Тимоти. Данный случай не вызвал у публики ни пристального внимания, ни каких-либо разногласий. Все решили, что браконьер знает, на какой риск идет, а если ему кажется, что игра стоит свеч, что ж, пускай расплачивается за свои поступки.

Еще было дело человека, систематически воровавшего у соседа помои для свиней. Сосед, державший на участке в некотором отдалении от своего жилища нескольких свиней, покупал и привозил помои из какого-то кэндлфордского заведения. Вор в течение нескольких недель вставал спозаранок и каждое утро кормил свою свинью соседскими помоями; затем недостачу обнаружили, выставили караул и поймали похитителя с черпаком в руке.

– Грязное, подлое ухищрение! – негодовали обитатели Кэндлфорд-Грина. Две недели тюремного заключения показались им слишком коротким сроком.

А вот дело Сэма и Сьюзен заставило многих соседей разругаться, а друзей разойтись. Эти молодые супруги с тремя маленькими детьми, насколько было известно, всегда жили мирно, пока однажды вечером между ними не вспыхнула ссора, в ходе которой Сэмми, парень сильный и рослый, набросился на свою хрупкую миниатюрную жену и жестоко избил ее. Когда об этом прознали, что произошло почти сразу, ведь такие кровоподтеки и фонарь под глазом, как у Сьюзен, долго скрывать невозможно, все страшно возмутились. Не то чтобы синяк под глазом жены был в Кэндлфорд-Грине зрелищем совершенно незнакомым, хотя и являлся редкостью, поскольку большинство местных умели улаживать семейные ссоры, если таковые возникали, келейно, но на сей раз негодование было вызвано несоразмерностью габаритов мужа и жены. Сэмми был очень большой, высокий и могучий, а Сьюзи такая тоненькая и по-детски слабая, что каждый, кто слышал про ее заплывший глаз или видел его, немедленно восклицал:

– Какой задира!

До поры до времени общественное мнение было единодушно.

Но Сьюзи отнеслась к своему избиению не так, как прочие. Другие жены, появляясь на людях с синяком, всегда рассказывали, что кололи дрова, а одно полено случайно подскочило и угодило в лицо. Это объяснение было столь же понятно и общеупотребительно, как и «Меня ни для кого нет дома» у светских дам, и благовоспитанность требовала принимать его за чистую монету. Но Сьюзен вообще не давала никаких объяснений своему состоянию. Как всегда быстрая и решительная, она сновала возле коттеджа, занимаясь повседневными делами, и не просила у соседей ни сочувствия, ни совета. Минуло несколько дней, прежде чем стало известно, что Сьюзен с подбитым глазом и свежими синяками отправилась в полицейский участок в Кэндлфорде и заявила на Сэмми.

Уж тут-то в Кэндлфорд-Грине нашлось о чем поговорить, и пересудам не было конца и краю. По признанию некоторых людей, они были в ужасе оттого, что такой бугай, как Сэм, оказался таким грубияном и поднял лапищу на свою прелестную маленькую женушку, добрую мать и образцовую хозяйку, безусловно, слишком хорошую для него. Они считали, что Сьюзен поступила совершенно правильно, обратившись в полицию. Показала, значит, характер! Другие утверждали, что она сущая мегера, как и все маленькие белобрысые худышки, и кто знает, что там приходилось терпеть этому бедолаге, ее мужу. Она заклевала Сэма, это точно, пилила каждую минуту, когда он был дома, а коттедж содержался в такой безумной чистоте, что несчастный был вынужден снимать черную от угольной пыли одежду в сарае и мыться, прежде чем ему позволяли садиться ужинать. Тотчас образовались две партии. Одна записала Сэма в дикари, а Сьюзен – в героини, другая же если и не считала Сэма героем, то, во всяком случае, утверждала, что обращались с ним дурно, а Сьюзен настоящая дрянь. В этом деле одна семейная перепалка породила множество ссор.

Но у Сьюзен был припасен для соседей еще один сюрприз. В надлежащий срок Сэм предстал перед судом и был приговорен за избиение жены к месяцу тюремного заключения. Сьюзен вернулась из суда домой и, опять ни слова никому не сказав о своих намерениях, усадила троих малышей в коляску, заперла дом и отправилась в кэндлфордский работный дом, на пребывание в котором, как выяснилось, имела полное право, поскольку осталась без официальных средств к существованию, пока ее муж сидел в тюрьме. Женщина вполне могла продолжать жить дома, потому что торговцы предоставили бы ей кредит, а соседи помощь, или поселиться у своих родителей в соседнем селе, но она сама выбрала свой путь. Этот шаг лишил Сьюзен многих преданных сторонников, которые с нетерпением ждали возможности поддержать ее своим сочувствием и материальной помощью, а хулителей заставил еще ожесточеннее ее осуждать. Впоследствии она заявляла, что сделала это, дабы пристыдить Сэма, и, без сомнения, преуспела в этом, ведь его унижение, должно быть, усугублялось тем, что содержание его жены и детей легло на приход. Однако время, проведенное в работном доме, по-видимому, стало наказанием и для Сьюзен. Общеизвестно, что жизнь в подобных заведениях для респектабельной молодой женщины отнюдь не сахар.

Впрочем, закончилась эта история благополучно. Возвращение воссоединившегося семейства в свой дом после того, как истек срок заключения Сэма, запомнилось Лоре на всю жизнь. Супруги прошествовали мимо почты, приветливо беседуя друг с другом, Сэм толкал перед собой коляску, а Сьюзен тащила сетку с разными лакомствами, которых они накупили по дороге домой, чтобы отпраздновать второе новоселье. Малыши сжимали