Играя с этими «далматинцами», я разорился окончательно. А еще неделю спустя у меня урвал изрядный куш какой-то баварец, семья которого промышляла продажей шерсти. Бог явно намекал мне на что-то. Ум мой выключился из игры, но я ничего не мог поделать. Я не мог не играть.

Впрочем, после выбрасывания на ветер крупных сумм мне полегчало, как после кровопускания, — теперь я не чувствовал себя в долгу перед псом. Более того, этими проигрышами я доказал себе, что могу пережить и куда более крупные и шокирующие потери, и вообще пытался проверить, есть ли в мире потери, которые еще крупнее крупных и шокирующих. Теперь я знаю, что есть, но тогда я еще не представлял себе, какого размаха они могут достигать.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт похоронили очень быстро, даже как-то суетливо, однако, продолжая просматривать местную прессу, я узнал, что в ее честь проводится специальная поминальная служба 24 декабря в небольшой церквушке неподалеку от места ее проживания.

Очевидно, это ею был введен обычай проводить накануне Рождества благотворительный аукцион по продаже щенков и сбор денег на нужды бродячих собак. Собачники хотели воздать ей должное, но, поскольку викарий, как правило, обременен делами в предпраздничные дни, они выискали «окно» в церковных службах и плотном графике священнодействий 24-го, в десять утра.

Я отложил газету и стал думать о том, что Пучок наверняка захотел бы пойти туда.

В этот самый момент оживился Энди. Он делал знаки: меня спрашивали по телефону.

Я снял трубку, попутно заметив, что запачкал майонезом галстук. Это слегка обеспокоило меня, так как я помнил точно, что последний раз прикасался к майонезу недели две назад. Интересно, не пришло ли на ум кому из сотрудников, что это из-за жирного пятна на галстуке я принял на себя «надзирающую роль», отсиживаясь за столом за папками-скрепками и упрямо не желая иметь дела с клиентурой.

— Дэвид Баркер, фирма «Сын и Баркер», у телефона! — объявил я. Мой голос звучал преувеличенно любезно, однако так, словно я не подрегулировал громкость. На самом деле я вовсе не чувствовал особого расположения к звонившему, но уже взял за правило улыбаться как последний дуралей, когда жизнь, можно сказать, разваливается у меня на глазах.

— Мистер Баркер, — отозвался далекий голос. Было в нем что-то странно знакомое в интонации, в ударениях, хотя я наверняка мог сказать, что не знаю звонившего, так как у меня нет знакомых среди австралийцев, а этот голос был определенно гнусавый, хотя хранил обертона изысканной английской речи.

— К вашим услугам, — сказал я.

— Вы меня не знаете, но я должен задать вам несколько вопросов насчет поместья безвременно ушедшей миссис Кэдуоллер-Бофорт.

Я моментально похолодел, точно пес с окороком ветчины в зубах, когда в кухне включили свет.

— Да-да, — откликнулся я. Собственно, ничего другого я сказать и не мог, кроме этого «да-да».

— Вы, как я полагаю, контролировали весь процесс продажи дома, и земли с самого начала и до самого конца. Я правильно понимаю? Вы даже взяли на себя больше, чем обычно делает агент по недвижимости.

— Я пытался помочь ей привести дела в порядок, — сказал я.

— О том и речь, — продолжал голос. — Я как раз просматриваю ее финансово-учетные книги, чтобы расставить все точки над «i» и все перекладины у «t», и, думаю, вы могли бы мне кое в чем помочь.

— Благодарю за доверие, — ответил я. — Могу я поинтересоваться, с кем разговариваю?

— О, простите, вечно забываю представиться. С вами говорит ее сын, Майлс Кэдуоллер-Бофорт.

У меня появилось ощущение, какое бывает, когда резко встаешь, и только потом я заметил, что в самом деле вскочил с кресла. Голова у меня закружилась, и я снова рухнул на место.

«Этот мир не для него», — сказала она тогда. Я еще подумал, что она говорит об усопшем, а не о плейбое с австралийского побережья.

— О, — сказал я с непринужденностью, которой научила меня десятилетняя практика в покере. — Видимо, вы приехали на поминальную службу.

— Совершенно верно, — ответил Майлс. — Они так быстро закопали старушку, что я даже не успел на похороны, к тому же я вел процесс и не мог выбраться.

— Процесс? — Я сказал это таким голосом, который был доступен только слуху Пучка. Но Майлс услышал.

— Туземное население против Уайтхевенских разработок, — пояснил он. — Аборигены грудью встали на защиту лесов, уже и в Австралии приходится защищать природу от топора.

— Топор? — невинно повторил я. Последний раз такая паника охватывала меня, когда однажды утром, увидев «белый экран» телевизора, я вспомнил, что забыл внести плату за антенну. Но сейчас все было еще хуже.

— К счастью, мое финансовое положение позволяет мне вести некоторые процессы бесплатно, поэтому я берусь за громкие дела. Последние пять лет работаю в юго-восточной Азии и Австралии, — продолжал он. — Мне нравится вести процессы с пляжей. — Он усмехнулся покровительственно и пугающе одновременно. Меня этим не обманешь — я знаю, что так смеются люди, которым на тебя совершенно плевать, — они готовы растереть тебя в порошок, подвернись ты им под руку.

— В Ворсинге тоже есть пляж, — пробормотал я. Это было все, что я мог сказать. Он дал мне адрес — «Хотел Хотел» в Брайтоне, объяснил, как добраться, и пообещал спуститься в фойе.

— Да, вот еще что, — сказал я, негнущимися пальцами записывая адрес. — Вы не могли бы сказать, чем там закончилось в Австралии?

— Мы победили, мистер Баркер, мы выиграли процесс. Мы всегда выигрываем. Тот, кто совершает что-то по любви, всегда одолеет того, кто занимается тем же ради денег.

— Верно, верно. Ну, что ж, до встречи в пятницу, — торопливо сказал я и положил трубку.

— У вас все в порядке, Дэйв? — спросил Энди.

— Да, вроде того, — ответил я, натужно улыбаясь, и полез за своими таблетками.

«Адвокат по недвижимости» — эти слова вызывали чувство горечи, точно красное вино, расплывшееся на новом ковре беспечного обывателя, который отказался от грязеотталкивающей пропитки «Скотчгард».

Тех из вас, кто не знает, что такое жизнь, разъезжающаяся по швам, позвольте заверить, что лучше этого и не знать.

Итак, преступление, совершенное несколько месяцев назад, не давало мне покоя и следовало за мной по пятам.

Газета с сообщением о смерти миссис Кэдуоллер-Бофорт была у меня отложена, и я еще раз перечитал все, что там было написано, в том числе и последний абзац, извещавший, что «у миссис Кэдуоллер-Бофорт остался сын, получивший международную известность адвокат Майлс Кэдуоллер-Бофорт, одно имя которого повергает в трепет всех его оппонентов». Вот оно, возмездие! Этому парню денег и известности было мало, одно его имя должно наводить страх на оба полушария.

Проанализировав свое поведение, я пришел к выводу, что допустил несколько ошибок подряд, совершив массу опрометчивых и противоречивых поступков, на которые толкнуло меня мое преступление. Чем дальше, тем больше я увязал в этом деле.