Наташе мысль сестры понравилась. Доктор Гун всегда был добр с ней. При простуде не заставлял мазать горло всякой гадостью, а вместо этого давал вкусные леденцы от кашля.

— Нужно ему гостинец взять, — сказала Наташа. — Неудобно с пустыми руками являться. И ему приятно будет. Пойду спрошу у Эмилии чего-нибудь вкусненького. Она не откажет.

Инна тем временем оделась и вышла на улицу.

И нос к носу столкнулась с Эрнестом. Теперь, когда Инна знала его тайну, его вялость стала казаться ей вполне заслуженной усталостью. Она во все глаза уставилась на Эрнеста. Тот смутился и попытался обогнуть ее. Это ему не вполне удалось. Инна загораживала собой проход и сторониться не собиралась.

— Гулять идешь? — спросил Эрнест, видя, что беседы не избежать. — Одна? А как же твой муж?

— Муж дома. А мы с Наташей недалеко идем, — сказала Инна. — Навестим доктора Гуна и вернемся.

Бедный, узнать, что ты отец уже взрослого сына. И тут же потерять сына навсегда.

Эрнест нахмурился, должно быть, Инна наступила ему на мозоль, но так ничего и не ответил. Из дверей выпорхнула Наташа с пакетом в руках.

— Эмилия как раз напекла своих пирожков! И дала их нам! — закричала Наташа. — От них у кого угодно поднимется настроение.

И сестры убежали, оставив Эрнеста в состоянии странной задумчивости. После того, как они скрылись из виду, он еще долго стоял, глядя им вслед.

И оторвался от своего занятия лишь после того, как увидел машину инспектора Пельше.

Подойдя к дому доктора, сестры неожиданно оробели. Кто его знает, а вдруг он сейчас не расположен принимать гостей?

— Но не идти же назад! — сказала Инна. — В конце концов он нас не съест.

И она нажала на звонок. Дверь долго никто не открывал. Наконец послышались шаги и на пороге дома появился доктор Гун.

— Ой! — не выдержала Наташа. — Доктор, что с вами?

Доктор сделал им жест следовать за ним. Сестры послушно пошли.

— Бледный какой! — прошептала Инна сестре. — Синий даже.

Доктор провел гостий в гостиную и сел в кресло.

Все так же молча. Сестры устроились в креслах.

— Эмилия вот вам передала пакет с пирожками, — робко начала Наташа, кладя пакет на стол. — Чувствуете, как вкусно пахнет? Попробуйте.

— Спасибо, — не двигаясь с места, сказал доктор. — Анне — славная женщина.

— Откуда вы знаете? — удивилась Инна. — Откуда вы знаете, что ее на самом деле зовут Анне? Эмилия вам сама рассказала о том, что она сестра Эрики?

— А мне не нужно было ничего рассказывать. Я же не слепой, — сказал доктор. — Сходство с сестрой у Эмилии было очевидно. Я смотрел на Эмилию и видел Эрику. А о том, что сестру Эрики звали Анне, я помнил еще по прошлой жизни.

И доктор снова задумался. Но на этот раз, слава богу, о чем-то приятном. Потому что лицо у него посветлело, а в уголках губ даже заиграла легкая улыбка.

Сестры переглянулись с облегчением.

— Да, — сказал доктор. — Если бы я знал, как жестоко я ошибался на ее счет. Ах, Эрика, какой же я глупец! Мне нет прощения. Я не выполнил последний твой наказ. Не уберег нашего с тобой сына.

— Вы не виноваты, — сказала Инна. — Что вы могли сделать? И потом Эрика сама не хотела, чтобы вы становились для Алексея настоящим отцом. Она же вам при жизни ничего так толком и не рассказала.

Вы пребывали в сомнениях насчет своего отцовства.

Она явно не хотела, чтобы вы знали правду.

— Я только недавно узнал, почему она этого не хотела, — сказал доктор, и на глазах у него навернулись слезы. — Эти два чудовища запугали ее. Заставили отказаться от своей любви и от свободы. Посадили ее в клетку и заставили плясать под их дудку.

— О ком вы говорите? — удивилась Наташа. — Кто заставил мою бабушку плясать под чужую дудку? Она вовсе не казалась такой несамостоятельной.

— Ее муж и сын, — сказал доктор и добавил более тихо, обращаясь как бы к самому себе:

— Теперь это уже не имеет значения. Я уже совершил должное. Пути назад нет. Бумаги подписаны.

— Не нравится мне это, — озабоченно нагнулась к сестре Инна. — Такое вот невнятное бормотание до добра обычно не доводит. Побормочет человек, побормочет, а потом бац — и нет человека! С моста спрыгнет или в висок себе пальнет.

— Тут нет моста, — тоже шепотом ответила Наташа. — И стреляться ему не из чего.

— Это же я так, образно, — сказала Инна.

Неожиданно доктор выпрямился и подошел к сервировочному столику. Там уже стоял кофейник и сиротливая чашка для кофе. Доктор прибавил еще две чашки и начал готовить кофе на маленькой спиртовке. Потом он вернулся обратно и торжественно водрузил перед ними поднос с кофейным сервизом и уже налитыми чашками с ароматным кофе.

— Я пью черный, — сказал он сестрам. — А вы берите сливки. Они свежие.

— Я тоже буду без сливок, — сказала Инна. — Сижу на диете.

Наташа тем временем налила себе в чашку сливок, положила сахару и взяла сразу два пирожка. Инна завистливо посмотрела на тощую сестру и ничего не сказала. Доктор задумчиво помешивал в чашке ложечкой. Вид у него при этом был грустный. Инна подозрительно поглядывала на него, затем перевела взгляд на окно и вскрикнула:

— Ой, кто это там!

Доктор и Наташа устремились к окну.

— Там никого нет, — сказал доктор, когда ему надоело таращиться в окно. — Инна, кого вы видели?

— Вроде бы какой-то человек стоял, — взволнованно объяснила Инна. — Незнакомый. Не знаю, должно быть, померещилось. Совсем нервы сдали. Все мерещится и мерещится.

Все снова сели за столик. Наташа успела слопать еще два пирожка, как вдруг доктор внезапно заговорил:

— Я знаю, что покажусь вам сентиментальным дураком. Но я так устал быть одиноким и сильным. Хотя бы перед концом хочу поделиться своей тайной. Что же привело меня к тому, кем я стал?

Сестры отставили чашки и навострили уши.

— Я должен рассказать, как это все получилось.

Я ведь поведал вам уже о своей несчастной любви.

И жаловался, что Эрика оставила меня в беде и ни разу не написала, не поддержала ни единым словом.

Но я не знал, что заставило ее так поступить — только решимость сохранить мне жизнь. Я же готов был думать, что стремление сохранить семью, ради детей. Но никак не я, неблагодарный.

— А что случилось? — спросила Инна.

— Случилось то, что я глупый доверчивый дурак.

Прожил всю жизнь и не видел зла, которое творится у меня под носом, — сказал доктор.