Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы уходите, Леон?
– Меня не будет пару дней, – ответил Леон, и Манфред, который никогда не задавал вопросов, открыл ему дверь.
Леон уже сидел, нахохлившись, втянув голову в плечи, в углу вагона, когда за окном по платформе прошли майор Ратленд и его девушка. За ними шел, стараясь казаться незамеченным, высокий седовласый мужчина с худым лицом, наверняка хирург. Не поворачивая головы, Леон проводил их взглядом. Когда поезд тронулся, он снова увидел девушку, она стояла на перроне и махала рукой уезжающему возлюбленному.
Ночь была темная и ненастная. Увидев на железнодорожной станции доску с написанными мелом погодными условиями, Леон понял, что плавание предстоит не самое приятное. В полночь, ступив на палубу парохода, он почувствовал сильную качку, хотя судно стояло в заливе, где вода была относительно спокойной.
Он быстро просмотрел список пассажиров. Майор Ратленд занял одну из кают. К ней Леон и направился, как только судно отчалило от берега. Это была единственная, расположенная в кормовой части каюта первого класса (судно было старым и роскошных апартаментов на нем не было).
Он дождался, когда для проверки билета к нему подошел помощник казначея, и сказал:
– Извините, я, кажется, потерял билет. Позвольте, я заплачу.
Билет от Дувра до Кале лежал у него в кармане, но майор сел на пароход не до Кале, а до Остенде.
Когда помощник казначея зашел в каюту первого класса, Леон осторожно заглянул в окно. Майор, надвинув на глаза кепи, лежал на диване.
После того как помощник казначея получил билет и ушел, Леон подождал еще полчаса, увидел, как в каюте погас свет и отправился с обходом по судну. На горизонте с юго-западной стороны еще поблескивал огоньками английский берег. Никого из тех немногих пассажиров, которые плыли на пароходе, на палубе не было. Все они спустились вниз, потому что судно дьявольски качало и бросало из стороны в сторону. Прошла еще одна четверть часа, прежде чем Гонзалес вернулся к отдельной каюте, повернул ручку и вошел. Включив фонарик, он обвел тонким лучом помещение. Судя по всему, майор путешествовал налегке: Леон увидел только два небольших чемодана. Он осторожно вынес их из каюты и выбросил за борт. Когда туда отправилось и кепи Ратленда, он выключил фонарик, сунул его в карман, вернулся в каюту и мягко потряс спящего за плечо.
– Нужно поговорить, Коннор, – чуть слышно произнес он.
Мужчина проснулся сразу.
– Вы кто?
– Давайте выйдем, мне нужно поговорить с вами.
Выйдя вслед за ним на темную палубу, «майор Ратленд» спросил:
– Куда вы идете?
Леон не ответил. Кормовая часть палубы предназначалась для пассажиров второго класса, и здесь тоже никого не было. Они подошли к ограждению. Было совершенно темно.
– Вы знаете, кто я? – спросил Леон.
– Понятия не имею, – раздался спокойный ответ.
– Моя фамилия Гонзалес. Вас, разумеется, зовут Юджин Коннор или Бергстофт, – сказал Леон. – Одно время вы были офицером в… – он назвал полк. – В пустыне вы переметнулись к врагу, заручившись помощью посредника в Каире. Вас зачислили в списки погибших, но на самом деле вы сделались шпионом. На ваших руках лежит ответственность за трагедию у Аль-Масджида…[70] Не пытайтесь достать пистолет, если не хотите укоротить себе жизнь.
– Хорошо, – глухо произнес Коннор. – Что вам нужно?
– Во-первых, мне нужны деньги, которые вы сегодня днем получили в банке. У меня есть подозрение, что мисс Мартин дала вам пустой чек со своей подписью, и еще более сильное подозрение, что вы сняли с ее счета почти все, что на нем было, о чем она узнает завтра утром.
– На вооруженное ограбление смахивает, не находите? – Коннор хрипло рассмеялся.
– Деньги, живо! – процедил Леон.
Коннор почувствовал, что в живот ему уперлось дуло пистолета, и вынул из кармана пухлую пачку банкнот.
Леон взял деньги и опустил себе в карман плаща.
– Я надеюсь, вы, мистер Леон Гонзалес, понимаете, что у вас после этого будут очень серьезные неприятности? – снова заговорил Коннор. – Думаю, вы сумели расшифровать пропуск…
– Я расшифровал ваш пропуск без труда, если вы говорите о золотой пластинке, – сказал Леон. – В нем говорится, что «англичанину Коннору разрешено пересекать наши границы в любое время дня и ночи, и что ему надлежит оказывать любую необходимую помощь и поддержку», и подписан он главнокомандующим Третьей армией. Да, мне все это известно.
– Когда я вернусь в Англию… – начал было Коннор, но Леон перебил его:
– Вы не собираетесь возвращаться в Англию. Вы женаты. Женились в Дублине, и это, возможно, не первый случай двоеженства за вашу карьеру. Сколько здесь денег?
– Тридцать или сорок тысяч… Не думайте, что мисс Мартин решит подать на меня в суд.
– Никто не будет подавать на вас в суд, – тихо произнес Леон и бросил быстрый взгляд по сторонам: палуба была пуста. – Вы предали родину… Если у вас вообще есть родина. Вы отправили на смерть тысячи людей, которые считали вас своим товарищем. На этом все.
Короткая вспышка огня как будто вылетела из его руки, раздался негромкий хлопок, колени Коннора подкосились, но он не упал на палубу, потому что Леон подхватил его. Швырнув пистолет в воду, он легко поднял тело, перевалил через борт и бросил в темное море…
Когда на горизонте показался Остенде, в каюту майора Ратленда зашел стюард. Однако он не увидел там ни багажа, ни самого пассажира. Стюард привык к скупым пассажирам, которые сами выносят свой багаж на палубу, чтобы не платить за помощь, поэтому лишь пожал плечами, развернулся и ушел по своим делам.
Что же до Леона Гонзалеса, он задержался на день в Брюсселе, отослал безо всякого сопроводительного письма тридцать четыре тысячи фунтов мисс Лоуис Мартин, сел на поезд до Кале и уже вечером был в Лондоне. Когда он широкими шагами вошел в столовую, Манфред оторвался от газеты, поднял глаза на друга и спросил:
– Хорошо провели время, Леон?
– В высшей степени, – ответил Леон.
Смотрите! Смотрите! Он пляшет, как безумный! Его укусил тарантул!
Много лет назад я познакомился с неким мистером Вильямом Леграном. Он происходил из древнего рода гугенотов и был богат, но несколько случившихся подряд несчастий ввергли его в нужду. Чтобы отделаться от тягостных воспоминаний о своих бедах, он покинул Новый Орлеан, город своих предков, и переехал в Южную Каролину, на остров Салливана, где поселился недалеко от Чарлстона. Остров этот весьма необычен – три мили сплошного морского песка, отделенные от Большой земли почти невидимым проливом, похожим на вязкое болото из ила и грязи, в густых зарослях тростника, где обитает множество водяных курочек. Ширина этого клочка суши нигде не превышает четверти мили. Понятно, что растительность на нем очень скудная, большей частью карликовая. На всем острове нет ни одного высокого дерева. На западной оконечности острова, где вокруг форта Моултри разбросано несколько жалких каркасных домов, в которых летом городские жители спасаются от пыли и лихорадки, правда, можно найти чахлые заросли пальметто[72]. Но в целом остров, за исключением этой западной точки и белого контура жесткого песка на побережье, покрыт густым миртовым подлеском, столь ценимым английскими садоводами. Эти кусты часто достигают пятнадцати-двадцати футов и образуют почти непроходимые заросли, источающие густой удушливый аромат.