— Сначала я отвезу вас к себе домой. Там нас уже ожидает карета. К вечеру мы доберемся до моего замка и оттуда…

Ее взгляд подсказал ему, что он может не продолжать. Судя по всему, она вспомнила последнюю попытку побега, когда их карету остановили в городе Варенн. Король был узнан. Семейство с позором вернули в Тюильри. С той памятной ночи (21 июня 1791 года) их пленение стало полным. Семью систематически разлучали. Детей и родителей содержали в разных местах — каждый раз во все более ужасных, чем прежде.

— Благодарю вас, маркиз, — произнесла королева. — Сейчас я желаю лишь одного: чтобы все поскорее кончилось. Я хочу соединиться с мужем и предстать перед богом.

Склонив голову, чтобы сделать сцену причастия убедительной — ради него, — она прикоснулась к требнику в его руке и прошептала молитву.

— Время закончилось, — входя в комнату, крикнул гражданин Эбер.

Следом за ним шел цирюльник с ржавыми ножницами в руке.

— Уходите, священник.

Оттолкнув в сторону Сант-Анджело, он сорвал муслиновую косынку, прикрывавшую волосы и плечи королевы.

— Начинай стричь, — сказал он цирюльнику.

Тот приступил к работе. Мужчина собирал в кулак ее волосы и грубо состригал их, словно с какой-то овцы.

— Мы же не хотим, чтобы к лезвию гильотины пристали клочья вашего скальпа? — пошутил комиссар.

После стрижки королеве швырнули белую льняную шляпку с двумя черными шнурками, завязанными сзади.

— Встать! — рявкнул Эбер. — Руки за спину!

Этот гнусный тип испытывал острое удовольствие от каждой неучтивости, которую он выказывал королеве. Антуанетта с удивлением посмотрела на него.

— Но вы же не связывали руки королю.

— И это было ошибкой, — ответил он, сведя ее запястья за спиной и обмотав их веревкой.

Казалось, еще немного, и ее острые плечи прорвут ткань белого платья.

— Пора идти, — сказал Эбер, подтолкнув королеву коленом.

Он обходился с ней, как с индейкой на разделочной доске.

Марию Антуанетту повели в переднюю комнату, а затем на винтовую лестницу. Впереди шагал глава Комитета общественного спасения. Его помощники шли сразу за пленницей. Маркиз секунду размышлял, стоит ли немедленно напасть. Он мог бы уложить эту тройку мужчин на ступенях. А дальше что? Он знал, что Антуанетта не последовала бы за ним. Она уже приняла свою судьбу и больше не рассчитывала на постороннюю помощь. Но он не мог и не хотел оставлять ее в такой ситуации. Даже королю позволили иметь компанию. По пути на казнь его сопровождал и утешал аббат Эджворт де Фермаунт. Королеве отказали в этой милости.

Оставшись в камере один, Сант-Анджело швырнул в угол шляпу и требник. Он взглянул на венок, сделанный века назад из ситника, росшего в пруду горгон. Ему вспомнилось, как он заперся в студии, сплел эти длинные листья в венец и покрыл их серебром. Надев на голову магический предмет, он подождал немного. Маркиз знал, что эффект не будет мгновенным. Казалось, что он встал под водопад, срывавшийся с выступа скалы. На макушку головы будто вылили масло, которое начало затем стекать по его лицу и плечам. Ощущение напоминало струйки холодной воды, медленно сочившиеся вниз по его телу. Он наблюдал, как исчезла его грудь, потом — ноги и стопы. Но Сант-Анджело по-прежнему оставался плотным — порой он забывал об этом факте и больно ударялся о дверной косяк или о стул. Тем не менее для глаз смертных его тело было абсолютно невидимым.

К тому времени, когда он спустился по лестнице, аккуратно избегая контактов с надзирателями и стражниками, королеву подвели к расшатанной двухколесной повозке. Маркиз знал, что ее мужа везли на казнь в закрытой карете и осужденный монарх не слышал криков и проклятий толпы. Однако Эбер, желая помучить вдову Капет, отверг такую возможность. Королева поняла, что ее теперь отправят на эшафот. Она остановилась и, повернувшись к Эберу, попросила его развязать ей руки — хотя бы на время. Тот кивнул помощнику, носившему красную вязаную шапку с белым пером. Мужчина развязал веревку, и Мария Антуанетта начала отчаянно выискивать какой-нибудь угол двора, который мог бы дать ей видимость уединения. Поспешив к стене и приподняв подол, она опустилась на корточки. Ее бледное лицо покраснело от стыда под взглядами окружающих людей.

Когда она вернулась, Эбер приказал связать ей руки. Королеву затолкали в открытую повозку. Она села лицом вперед, как всегда делала в своих прогулочных колясках, однако кучер, добрая душа, посоветовал ей повернуться спиной к лошадям. Маркиз понял, что это уберегало пленников от отвратительного зрелища гильотин до самых последних секунд их путешествия. Как только повозка двинулась в путь, Сант-Анджело запрыгнул в нее. Лошади замедлили шаг, реагируя на дополнительный вес, но затем прибавили хода, и королеву вывезли из крепости, с ее толстыми стенами и высокими башнями, на улицы города, где царило безумие.

Маркиз никогда не видел более пугающего зрелища — даже в подземном мире. Когда экипаж, кренясь, ехал вдоль пристани и мимо старой башни с часами, сотни людей с искаженными лицами, яростно вскидывая вверх кулаки и размахивая дубинами, ножами, вилами и бутылками, хлынули к ним со всех сторон. Жандармы, сопровождавшие повозку, с трудом удерживали толпу, желавшую перевернуть повозку и растерзать королеву. Известный актер и народный любимец Граммон скакал впереди и, отвлекая людей, выкрикивал во все горло:

— С ней покончено, друзья! Бесчестная Антуанетта отправляется на гильотину! Не беспокойтесь! Ее скоро зажарят в аду!

Однако его слова не останавливали проклятий, плевков и метания гнилых фруктов. Маркиз мог только удивляться выдержке королевы. Стараясь превзойти невозмутимость, проявленную ее покойным супругом, она сидела в повозке с высоко поднятой головой и гордо выставленным вперед подбородком. Сант-Анджело, не выдавая своего присутствия, старался защищать ее от брошенных предметов. Когда один из дикарей попытался запрыгнуть в повозку, он пнул его ногой в лицо с такой силой, что выбитые зубы мелькнули в воздухе, как искры. Мужчина, не понимая, что случилось, упал спиной на мостовую. Он прижал ладонь к разбитому рту, и его пальцы окрасились кровью.

Путешествие казалось бесконечным. Сант-Анджело подозревал, что кучеру приказали выбрать самый длинный маршрут. Мучителям хотелось продлить страдания королевы. На узких улицах из верхних окон высовывались головы людей. В одной из мансард маркиз увидел известного художника Жака-Луи Давида. Тот сидел на подоконнике и торопливо рисовал набросок будущей картины. На рю Сент-Оноре он заметил священника, молчаливо благословившего проезжавшую мимо королеву. Лишь раз толпа поредела, и это случилось у Якобинского клуба, где никому не позволялось слоняться без дела. Рядом, в доме Дюплэ, за неизменно закрытыми ставнями жил Максимилиан Робеспьер — безжалостный вдохновитель революции. Но в этот день его не было видно.

Даже медлительные, как Росинант, одры должны были служить оскорблением достоинства ее величества. Повозку тянули не быстрые кони, используемые для экипажей и городского транспорта, а старые тяжеловозы, предназначенные для пахоты плугом. Они не привыкли к скоплению людей, поэтому кучеру приходилось успокаивать их и удерживать от резких движений. Несколько раз королева едва не падала от внезапного крена. К счастью, рядом находился маркиз, который поддерживал ее в такие мгновения. Но Мария Антуанетта не замечала его. Ее взгляд был устремлен вдаль. Она была так далека от всего, что не чувствовала прикосновений Сант-Анджело.