другой станции сойти, а не на этой. Оттуда ближе и транспорт всегда есть. В командировку прислали или сам изъявил желание в глухомань приехать? Ага…

– Сам приехал, – вздохнув, сказал Егор, шагая рядом с телегой. – Приехал, да, видать, поздно. Прошлого не вернуть, а будущее не вижу.

– Это как так? – не понял старик и подозрительно взглянул на него. – Что-то мудрёно изъясняешься, мил-человек. Что собираешься возвращать? Видать, кто-то должен тебе? А кто – скажи… Я подскажу, где его найти… Ну, не за просто так, конечно, за чекушок… Сговорились? Ага…

– Я приехал к деду Акиму, – сказал Егор и кивнул головой на дальние холмы. – В Яблоньку приехал…

– Эка сказал – дед Аким, – перебивая, захмыкал старик, а потом стал загибать пальцы, подсчитывая. – Так его, мил-человек, почитай… Тьфу ты, запутался! Давно схоронили, очень давно. Может, лет пять-шесть, а то и семь прошло, а может, и поболее, как похоронили. Чуть ли не месяц в избе пролежал, пока случайно рыбак не забрёл. Ладно, властям сообщил, а то бы одни косточки нашли. Похоронили Акима, избу заколотили, чтобы пришлые люди не лазили и всё на этом. Деревня опустела. Умерла деревня с последним жителем. А ты опомнился, прикатил. Ага… Хе-х!

Старик мотнул головой и мелко засмеялся.

– А баб Таня? – не удержался, спросил Егор. – Она тоже померла?

– О, вспомнил! Ага… Она уж давно Богу душу отдала, – махнул рукой старик. – У них внук был, а может, сын – точно не помню. В город уехал – и ни слуху ни духу. Всякое про него говорили. Вот бабка Танька затосковала. Больно уж любила его, души в нём не чаяла, а он укатил и пропал. Она не выдержала. Быстро ушла, никого не мучила. Ага… Дед Аким утром поднялся, а она уже холодная. Похоронили. Сильно горевал дед. А что же ты хочешь? Всю жизнь вместе были, а тут…

Старик махнул рукой и нахохлился, вздёрнув плечики, словно воробьишка в дождливую погоду. Сидел, курил, а потом взглянул из-под фуражки.

– А ты, мил-человек, кем для них будешь? – сказал он и снова подозрительно взглянул на Егора. – Что-то не припоминаю тебя. Ага…

И тут Егор запнулся. Хотел было сказать, что внук, но что-то остановило. Зачем говорить, если его никто не ждёт в этих местах. Внук, сын, знакомый или прохожий… Да какая разница – кто, всё равно прошлое не вернуть, а будущее… А есть ли у него – это будущее? Егор не знал…

– Знакомый, – нехотя буркнул Егор. – В командировке был, у них останавливался.

– А, понятно, – покосился старик и, поелозив по сену, похлопал рукой. – Присаживайся. В ногах правды нет. С ветерком домчу до Яблоньки. Ага…

Егор положил сумку в телегу. Сам залез, свесил ноги, развалился на сене и опять достал сигареты.

– Кури, дед, – сказал он, протягивая. – Может, ты знаешь, в деревне была девчонка, Алёнка Коняева, ну та, которая напротив магазина жила. Шустрая такая, красивая, можно сказать… У неё батя, если не ошибаюсь, вместе с дедом Акимом на току работал. Кажется, бригадиром был…

– А, Володька Коняев, – закивал головой старик. – Знаю такого, знаю. А вот дочку… Как, ты говоришь, звали её? Алёнка… Нет, не припоминаю… В молодости все девчонки красивые, особенно из соседнего села. Ага… Был слух, будто какую-то девчонку в лесу находили. Надругались, а потом того… убили, сволочи. А кто это сделал – неизвестно. Похоронили… Я-то сам из Кулиничей. Ага… У меня тёща жила в Яблоньке. Забрал к себе. Обезножила старуха. Так до последнего дня с нами прожила. Ага… А ты, командировочный, где живёшь?

– Вся моя жизнь – командировка, – пожимая плечами, задумчиво сказал Егор. – Куда судьбой занесло, там и живу. Где понравилось, там и останавливаюсь.

– А, ну да, ну да, жизнь – такая штука, для одних передком обернётся, но в основном ко всем задом разворачивается, – протянул старик и внимательно, долго смотрел на Егора, хотел что-то сказать, но не стал, просто спросил: – Здесь останешься или в Кулиничи поедешь? Я бы добросил с ветерком. Ага…

Егор осмотрелся. Потом спрыгнул. Сам закурил и протянул старику.

– Здесь останусь, – сказал он. – На кладбище схожу. По деревне пройдусь, а потом посижу, подумаю, что делать.

– А, ну ладно, главное – деревню не подпали, – старик опять взглянул на него, надвинул фуражку на глаза и не удержался, с ехидцей буркнул: – Ладно, командировочный, прощай. Ага… Думаю, дед Аким сильно обрадуется, когда тебя увидит. Правда, если могилку найдёшь. Некому проведывать… Привет передавай от меня, если деда повстречаешь. Скажи, Демьян Голиков кланялся. Скоро все там будем, все вместе соберёмся. Ага…

И понукая лошадь, не оглядываясь, затарахтел по разбитой дороге.

Вскоре стук колёс смолк, но ещё изредка доносился голос старика, который опять понукал лошадь, с ней разговаривал, чтобы не уснуть по дороге.

Егор стоял, осматриваясь. Много лет собирался в деревню приехать, но времени не нашлось. А сейчас стоял и не знал, что ему делать, зачем сюда приехал. Мёртвая деревня. Последнего старика отнесли на кладбище – и с ним деревня умерла. Тишина. Ни звука. Лишь ветер шумит в одичалых садах, где-то хлопает ставень да вороньё кружит над деревней.

Узкие улочки и переулки, сплошь заросшие полынью да татарником, заброшенные сады возле каждого дворика, где местами виднеются яблони, и яблоками усыпана земля вокруг деревьев, и повсюду развалины домов. Казалось бы, яблоками пахнуло, Егор глубоко вдохнул и задержал дыхание. Ан нет, пахнет прелой травой и сырой землёй. Редкие дворы, где ещё сохранились избы, но уже на всех провалились крыши, стропила торчат, словно огромные рёбра неведомых чудовищ, на некоторых домах сорваны ставни. Может, ветром сорвало, а может, чужаки забредали, шарились в избах, выискивая что-нибудь ценное. Загудел ветер над головой. Низкие осенние облака накрыли мёртвую деревню. В вышине, под облаками метались грачиные стаи. Улетят вскоре, оставляя людям осеннюю слякотную непогодь. Холодно будет, зябко…

Передёрнув плечами, Егор вытащил из сумки тёплую куртку, огляделся и неторопливо направился на кладбище. Он шёл по заросшим улочкам. Иногда останавливался, заглядывал во дворы и тут же возвращался на дорогу и шёл дальше, озираясь по сторонам. Среди чернеющих груд и зарослей сорняков стоят яблоневые островки, а вот запаха яблок, какой ночами снился долгие годы, – этого не было.

Егор стал подниматься на пологий холм, что стоял неподалёку от деревни. Там, среди берёз, едва видны покосившиеся редко памятники, а большей частью кресты. Перешагнув через остатки изгороди, Егор начал осматриваться, вспоминая, куда он ходил с баб Таней, и, не вспомнив, стал медленно бродить по старому заросшему кладбищу, надеясь отыскать баб