Шелест бумаги выдал интерес команды: более сорока человек открыли записные книжки и приготовились записывать. Новое имя – это уже кое-что. До сих пор было известно лишь имя Софии.

– Его зовут Зариф Махмуд, – сообщил Мэйли. – Он из Ирана. Въехал в страну в декабре две тысячи второго года.

– Что у нас на него? – спросил Хинчклиф.

– Нищенство. Из серьезного – ничего.

– Где его арестовали? – спросила Харт.

– В Дувре.

– Тогда что он забыл в Ливерпуле?

– Возможно, его сюда распределили, – предположил Хинчклиф. – Либо его занесло сюда без ведома властей. Нужно будет выяснить.

– У него были в Англии родственники? – спросила Харт. – Хорошо бы кого-то из них допросить.

– Неплохая идея. Обратитесь в иммиграционную службу. Пусть проверят его биографию. А тем временем я попрошу местные радио и телевидение обнародовать его имя.

– Это мало что даст, если он был обязан проживать в Дувре, – заметил Фостер.

– Согласен. Но как только у нас будут фотографии, мы постараемся показать их в общенациональных новостях. Кто-то же должен знать этих людей. Кого-то же должно встревожить, что они исчезли.

Присутствующие как будто слегка оттаяли под сверкающим ноябрьским солнцем. У идеалистов и честолюбцев, зеленых стажеров и мастеров своего дела, отзывчивых и циничных – у всех было одно желание: найти убийцу Грейс Чэндлер и отдать его в руки правосудия.

Они искренно хотели этого не только ради инспектора Рикмена, независимо от того, уважал его кто-то из них или недолюбливал, но и ради себя самих: зачем они здесь нужны, если не могут обеспечить безопасность тех, кто им дороже всего?

Фостер опрашивал коллег Грейс в госпитале все утро, продолжал в обеденный перерыв, и ему пришлось бы прозаниматься этим еще и весь день до вечера, если бы не телефонный звонок, которым его отозвали на базу.

Он въехал за высокие стены автостоянки полицейского участка Эдж-Хилл чуть позже двух дня. Минут через десять через стальные ворота влетела машина и встала рядом с ним. Из нее на негнущихся ногах вышел Рикмен. Он был небрит, глаза покраснели от бессонной ночи, кожа стала серой от усталости, и шрамы на лице проступали серебряными линиями.

– Черт возьми, босс, – сказал Фостер. – Выглядишь ты дерьмово.

Рикмен выдавил улыбку:

– Вот спасибо, Ли.

До Фостера дошло, что шутка была не очень удачной, но не сдержался и продолжил:

– Сколько же миль ты намотал на спидометр без отдыха? Если бы ты был водителем грузовика, я бы завел на тебя дело: ты представляешь опасность на дороге.

– Если бы я был водителем грузовика, Грейс, наверное, была бы жива сегодня.

Фостер вздрогнул, и Рикмен извинился:

– Прости, Ли. Сам не знаю, что это со мной. – Потом, взяв себя в руки, спросил: – Думаю, ты хочешь услышать, какую информацию я получил от нашего загадочного абонента. – Он взглянул на камеры слежения. – Только я не уверен, что меня пропустят после вчерашнего… – Рикмен не смог произнести «убийства» и поправил себя: – Со вчерашнего дня.

– Да перестань, Джефф! Не знаю, как начальство, но большинство за тебя горой.

Они подошли к заднему входу, Рикмен набрал код, чтобы открыть дверь, и только тогда спросил:

– Есть новости?

Губы Фостера презрительно скривились:

– Джордан ведет себя как примерный мальчик. Но он под круглосуточным наблюдением, все равно проколется, и мы его сцапаем.

Нельзя сказать, что новость пришлась по душе инспектору, и Фостер благоразумно решил помолчать.

Хинчклиф сидел в кабинете, без пиджака, погруженный в бумаги. Он поднял глаза, и морщины на лбу обозначились резче.

– Джефф? – удивился он. Тон был отнюдь не гостеприимным.

– Мне вчера вечером позвонили, – начал Рикмен.

– Ты отстранен от этого дела, Джефф. Тебе нельзя интересоваться следствием и обсуждать следственные действия. Любое вмешательство с твоей стороны может нарушить объективность ведения дела.

– Сэр…

– Ты не слышал, что я сказал? – спросил Хинчклиф, сердито повышая голос. – Чего ты, черт возьми, шляешься тут по моему кабинету!…

Рикмен аккуратно извлек из записной книжки две фотографии, держа их за края, и положил их рядышком на стол Хинчклифа.

– Что это? – спросил тот.

– Возможная жертва, – Рикмен показал на фото Араша, – и человек, купивший его удостоверение личности.

Хинчклиф хотел было взять их, но Рикмен остановил его резким:

– Сэр!

Рука Хинчклифа застыла над снимками.

– Их надо проверить на отпечатки, – пояснил Рикмен.

Хинчклиф откинулся в кресле.

– Человек, передавший мне снимки, не захотел назваться, – сказал Рикмен. Он передал Фостеру вырванную страничку из блокнота. – Здесь регистрационный номер его машины, возможно, фальшивый – парень напуган и потому мог перестраховаться.

– Не без причины? – уже с интересом спросил Хинчклиф.

– Может быть. – Джефф изложил им историю полностью, опустив только свой вопрос под конец встречи.

– Значит, они присваивают документы тех, кто на законных основаниях находится в Соединенном Королевстве. И что потом? Их убивают? – спросил Хинчклиф.

– Я не уверен, знает ли он наверняка, но считает, что его друг мертв.

– Кто имеет доступ к информации по заявлениям? Кто мог знать, что иммигрант получил статус беженца?

– Другие иммигранты, – предположил Рикмен.

– Благотворительные организации, – продолжил Фостер.

– Или солиситоры, – закончил Хинчклиф.

Рикмен так устал, что ему понадобилось некоторое время, чтобы сообразить.

– Грейс мне говорила… – Даже произнести ее имя было трудно: грудь сжалась, горло стянуло, и ему показалось, что он не может выдохнуть. Он оперся о стол старшего инспектора, дожидаясь, пока пройдет спазм.

– Джефф… – Хинчклиф приподнялся, не зная, чем помочь.

Рикмен отрицательно помахал рукой и продолжил:

– Некоторые лондонские солиситоры подряжают всякую шваль, чтобы встречать иммигрантов у парома. Они забирают их у иммиграционных властей и везут в микроавтобусах до Лондона. Там принуждают заключать договоры с адвокатскими конторами на время рассмотрения заявлений.

– Прибыльно, я думаю, – заметил Хинчклиф. – Сомнительно с точки зрения морали, но, насколько я знаю, законно.

– Многим заявителям, попавшимся на этот крючок, отказывают в предоставлении убежища, – пояснил Рикмен. – Совет по делам беженцев предполагает, что причина – халатное отношение и некомпетентность официальных представителей. А что если некоторые добиваются положительных результатов, но не сообщают об этом своим клиентам?