Грейс встала:

– Хорошо. Я уйду. Но только пойду я прямиком к Джеффу и расскажу ему все, что мне известно о…

Наталья вскочила на ноги, загородив дверь:

– Подожди.

Грейс стояла перед ней. И ждала. Была у нее такая способность – она умела ждать. Наталья наблюдала это много раз в кабинете: пациенты, не знавшие, как сформулировать свою проблему, и Грейс, которая ждет, пока они подберут нужные слова. Она давала им время подумать – беженцам редко оказывали подобное уважение.

Наталья сама прошла через это унижение: от нее требовали ответа, а у нее не хватало слов. Графы в ее опросном листе, прилагавшемся к анкете, оставались незаполненными как обвинение и подтверждение того, что у нее нет правдоподобных ответов.

Она очень долго ждала возможности рассказать свою историю, но иммиграционный чиновник был занятым человеком. Когда она пыталась объяснить, он проявлял нетерпение. Ему нужно было заполнить графы бланка, а не понять, что же с ней произошло. Время поджимало. Она должна была отвечать – быстро и кратко. Рассказать об основных событиях жизни в хронологическом порядке. Чиновника не интересовало, что в той ненависти, которая заставила солдат убить ее родителей, не было логики. Ее историю непросто было даже пересказать, а требовалось втиснуть в графы анкеты.

История любого беженца полна страданий и позора. Чтобы выслушать, нужно время, время и терпение, и вежливое молчание со стороны слушателя. Грейс это знала без всяких разъяснений.

Наталья тоже молчала – не делилась с Грейс. Но это было другое молчание, где тайны становятся невыносимым грузом, несказанные слова – предательством. Она испугалась этой мысли. Как предательство может быть бессловесным? Но когда она обдумала, то поняла: ее молчание – это предательство доверия, которое Грейс оказывала ей все годы, что они вместе работали.

– Я объясню, – решилась она.

Они опять сели за стол.

– Прежде чем я расскажу тебе все остальное, ты должна понять, какой запуганной я была. – Странно, но теперь, после того как она потратила столько времени и так много сил для нагромождения лжи, Наталье казалось особенно важным попытаться объяснить Грейс все до конца. – В Книне, где я родилась, большинство жителей – сербы. Это маленький городок. Сербы и хорваты всё делали вместе: работали, ходили в школу – всё. Когда началась война, мои родители впали в страшную панику. Они твердили, что мне не следует никуда выходить, даже в школу. А я отвечала, что нам нужно жить. Нельзя все время сидеть дома, вздрагивая от каждого стука в дверь. – Наталья устало улыбнулась. – Я была совсем девчонка. Считала, что все знаю. – Она тяжело вздохнула. – Я так злилась на них!

Она замолкла, переводя дыхание. Молчала и Грейс: сейчас перебивать подругу было ни в коем случае нельзя.

Через некоторое время Наталья продолжила:

– Однажды вечером у нас начался обычный спор. Я хотела уйти, они – чтобы я осталась дома. Я убежала в свою комнату. Мне было слышно, как они на кухне говорят, говорят. Бесконечные разговоры о войне. Может, это скоро закончится. Может, нам уехать к моему дяде в Задар? Да – нет – может быть. Они ни на что не могли решиться. Отец говорил, что ООН остановит бойню, а мама – нам надо бежать, к черту ООН.

Я не могла это больше терпеть. Надела джинсы, черную рубашку и незаметно выбралась из дома. Мне казалось, что я Джеймс Бонд! – Она рассмеялась над собственной наивностью, но остановилась, потому что смех закончился бы слезами, а ей надо было завершить свой рассказ. – Я пришла к своей подруге. Мы слушали музыку, красили ногти и делали друг другу прически. Девчачья чепуха. Невинная. Глупая.

Я так боялась возвращаться домой. Я все думала, а вдруг папа проверил мою комнату? Но потом решила не переживать. Я была ребенком, и жизнь казалась мне захватывающей и чудесной. Разве могло произойти что-то плохое? Книн – небольшой промышленный город, ничего в нем нет привлекательного. Но в тот вечер было тепло, и в воздухе стоял аромат. Кажется, цвели розы, а может, жимолость – и городок казался мне прекраснейшим местом на земле.

До дому я добежала быстро и притаилась в тени. Входная дверь была распахнута настежь. Я поняла: что-то не так, и собралась было вернуться к подруге, но все-таки осталась и попыталась пробраться за дом. Я знала каждый дюйм в нашем саду и кралась как кошка. Выглянула украдкой из-за угла…

Там был человек! Солдат. Стоял у задней двери и мочился. Он повернулся в мою сторону, и я чуть не закричала. Зажала рот руками, закрыла глаза и стала молиться. Мне казалось, сердце вот-вот разорвется, так бешено оно колотилось. Другой мужчина позвал солдата, и он вошел в дом. – Наталья затрясла головой. Ей сдавило горло, она не могла говорить.

Грейс заметила, что от волнения в речи Натальи явственнее зазвучал акцент.

– Родители были в доме? – тихо спросила Грейс.

Наталья кивнула:

– Я услышала рыдания. Затем умоляющий мужской голос. Не узнала сначала, а потом поняла, что это папа. – Она проглотила комок в горле. – Знаешь, каково это – слышать, как твой отец молит о пощаде? – На лице Грейс она увидела сочувствие. – Я никогда не слышала у него такого испуганного голоса. И… – Она отвела взгляд и с удивлением стала рассматривать свои руки, которые покраснели оттого, что она беспрерывно терла одну о другую. – Я убежала. – Голос упал почти до шепота, так стыдно ей было от сознания собственной трусости. – Убежала и бросила маму и папу с солдатами.

Грейс подалась вперед и взяла ее за руку:

– Наталья, здесь нет твоей вины. Если бы осталась, они бы тебя тоже убили.

Наталья вздохнула:

– Знаю. Но до сих пор мучаюсь: я должна была попытаться помочь. Мне хотелось кричать! Крушить все подряд… – Она скорбно улыбнулась. – Но что я могла сделать? Я была лишь маленькой девочкой.

– Куда ты пошла?

– К подруге. Ее родители оставили меня на ночь. Слишком боялись отпускать назад домой. Пробовали звонить. Линия молчала. Когда мы пришли туда на следующий день, мамы с папой не стало. Кругом была кровь, все было переломано. А их не стало.

Наталья смотрела на бледное полуденное солнце и вспоминала ужасную картину: кровь на кухонном столе, на полу, даже высоко на стенах. Они все вытрясли из холодильника и превратили в грязное месиво из крови, молока и газировки.

– Тебя приютили друзья?

Наталья улыбнулась:

– Они побоялись. Помогли собрать кое-какие вещи и посоветовали ехать в Задар разыскивать дядю, брата моей матери. Но только они с мамой никогда не ладили, поэтому проще уж было выбираться на восток. Вот тогда я и встретила Мирко. Он серб.

Грейс расслышала в голосе Натальи удивление: Андрич рисковал ради нее. Самой Грейс казалось вполне естественным, что Наталье, сербке, помог парень-серб. Наталья увидела немой вопрос на лице Грейс. Прежде чем Грейс успела спросить, она поспешила продолжить: