Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы побрились – первый раз за шесть дней, я сунул Маврикию под нос бритву «Браун», которой тридцать лет, – я унаследовал ее от отца, суперштука. Маврикий оценил, даже причмокнул с уважением, а потом вынул какой-то маленький изогнутый предметик:
– Ложечка для чистки ушей «Дово», Solingen, с желтой ручкой, длиной около пяти сантиметров, которая не повреждает ушную раковину. Но «Брауном» ты меня впечатлил, – сообщил он.
– Ладно, ты сноб номер один, – признал я и сделал чай.
Мы сели на крыльце.
– Знаешь что? – Маврикий посмотрел на меня. – У меня дома есть столовые приборы фирмы Gude, с ручками из оливкового дерева. Для сахара у меня есть серебряная ложечка, еще довоенная, очень красивая. У меня не много вещей, я всегда провожу очень тщательный отбор – это мой принцип, не хочу обрастать ненужными вещами. Велосипед должен быть хорошим. И вещи, которые я беру в руки, тоже должны быть хорошими. А знаешь почему?
Да вроде бы я не дурак, соображаю.
– Потому что в этих вещах заложено уважение людей, которые их делали, к своему труду и к тем людям, которые будут ими пользоваться.
Меня это растрогало.
Я никогда не думал об этом с такой точки зрения.
Когда я вставляю ключ в замок двери своей квартиры, соседняя дверь отворяется и оттуда выглядывает Анна.
– Где ты был? Я тебя ждала. Когда ты фотки сделаешь? Меня правда интересует фотография.
Вот ведь.
Только еще не оперилась, а взгляд, на меня уставленный, такой умоляющий, что я ставлю сумку, которую уже почти внес за порог, на пол.
– Знаешь что, мы сделаем по-другому. Я тебя лучше просто научу, как надо фотографировать. Ты ведь не хочешь быть просто моделью? Конечно, при случае можно и друг друга поснимать, я тебя, ты меня. Но вот птицы, к примеру, интереснее.
– Интереснее, чем ты или чем я? – спрашивает она и улыбается.
Ого, маленькая, а шустрая. Они с этим рождаются или как?
– Они очень интересные. И снимать их очень трудно. Они же не понимают, что ты их фотографируешь и что они должны быть в выгодном ракурсе, понимаешь, да, о чем я?
– У меня фотоаппарат плохой.
– Зато у меня хороший. А потом – научишься снимать плохим, тогда хорошим вообще будешь гениальные фото делать. О’кей?
– Вот тебе черепашка, – говорит она и подходит ко мне с вытянутой рукой.
Я протягиваю свою, готовясь отбить, но она внезапно резко опускает свою ладонь, и наши руки проходят мимо друг друга.
– Черепашка, но подводная! – она смеется и хлопает дверью.
О, черт. Я неудачник.
Я снова подписался на что-то, чем мне вообще не хочется заниматься. Мне вот для полного счастья не хватает еще с ребенком ходить на прогулки и учить его чему-то. Я же не педофил, черт возьми!
* * *
Домофон звонит – кто-то держит руку на кнопке звонка. Я заставляю себя вылезти из-под одеяла (отсыпаюсь после ночи, проведенной в компании друзей, – Толстый приехал на выходные, у него перерыв в съемках), злясь на того, кого принесла нелегкая.
– Открывай скорей! – голос Инги слышно по всей лестничной клетке.
Она страшно взволнована – небось познакомилась с какой-нибудь девушкой, в отличие от меня. Ну так и меньше хлопот будет. Я открываю дверь и снова забираюсь под одеяло. Ночью я спал всего два часа, а утром ездил по вызовам.
Инга влетает вся в покупках, обвешанная сумками и пакетами.
– Я тебе говорила, что все это напоминает мне какой-то фильм?!!
Я понятия не имею, о чем она. Я вообще ни о каком фильме не помню. Я ни о чем не помню. Я с ней не виделся уже добрых две недели. С половиной.
– Ну фильм! Как услышала, что они делали секс!
Она бросает сумки на столик рядом со мной.
Если она хочет поделиться со мной своими впечатлениями от какого-нибудь порнофильма – могла бы позвонить и предупредить. И кроме того – ну почему я вообще должен это слушать?!! Нет, моей подружке точно срочно нужна девушка!
– Я теперь смотрю телевизор, потому что хочу хорошо научиться польскому. И я все вспоминала, где я могла это услышать.
– Что? Инга, говори по порядку! Я тебя умоляю! – в голове у меня стучит, и я вообще плохо соображаю. Ненавижу, когда меня будят звонком. Причем мне все равно, что это за звонок – будильник, телефон, домофон или противопожарная сирена.
– Скоро будет идти сериал. Тут повторяли опять анонс. И я это уже видела месяц назад. Он начнется в сентябре. И вот там, в этом анонсе, есть одна вещь, как у тебя.
О боже. Я больше не могу. Сил у меня больше нет. Одна вещь, как у меня? Что же это? Лесбиянка на моем диване, которая ставит свой локоть мне на причинное место, потому что ей надо ко мне наклониться?
– Она вот так же получает его фотографию, где он делает секс с другой женщиной! И она его выгоняет. А это вообще не он, совсем! Он ей хочет что-то сказать, что-то explain, но она говорит гордо: «Все кончено! It’s over, over, I don’t wanna see your again, never and ever!» И отворачивается. И это было очень трогательно. И он остался один, грустный, а она шла в дожде, и слезы текли по ее щекам, но она к нему не вернулась, а он только стоял и звал ее, а она уходила все дальше и дальше, а потом совсем исчезла.
Ну да.
Вот для полного счастья мне точно не хватало баб, которые любят других баб и польские сериалы! Да еще чтобы эти бабы сюжеты этих сериалов мне в подробностях рассказывали! Нет, такого не выдержал бы даже Бонд. Джеймс Бонд.
Я поднимаюсь с дивана. Инга смотрит на меня с таким ожиданием, что я даже теряюсь – что я должен сделать? Мостик? Звезду?
– Ну и что?
– Как ну и что?!! Это же твоя история! Это же Марта! Только наоборот, понимаешь?
Марта наоборот, значит. Простенько и со вкусом. То есть Марта, стоящая на голове в фильме, который посмотрела Инга. Могу себе представить!
– Ох, – говорю я.
– Иер, да не шути, я же serious! – кричит Инга и трясет меня.
– Да оставь ты меня в покое, женщина! – кричу я в ответ.
Ну и конечно, тут же слышу стук щетки в потолок.
Что же эти бабы от меня хотят, боже милостивый! Для комплекта не хватает только звонка от матушки. Я в бешенстве топаю ногой в пол. И еще раз – контрольный.
Прохожу мимо Инги, иду в ванную и как ни в чем не бывало начинаю наливать воду в ванну. Принять ванну – вот о чем я сейчас мечтаю.
Инга тащится за мной.
– Ты что делаешь?
– Собираюсь принять ванну.
– В такой момент?!! – она скрещивает воинственно руки на груди, а меня буквально крючит от злости.