«Теперь ты относишься к технической интеллигенции. Ты теперь будешь получать брикеты интеллигента и можешь поступить на заочное обучение в школу инженеров. Свое заявление я уже отдал сегодня. Ну что, будешь?»

«Брикеты интеллигента» — знаете, что это такое?

Интеллигенция от коммунистов ГДР убегала тысячами на запад. И так как поступки правящего пролетариата были не интеллигентны, интеллигенцию технических профессий пытались приманить самыми невозможными средствами. В то время нормальный гражданин для топки печи получал 5 мешков брикетов бурого угля по угольной карточке и цене, равной меньше 1 марки за мешок. У кого денег было больше, тот мог покупать уголь в любых количествах по 5 марок за мешок. Член технической интеллигенции получал бумагу для приобретения по дешевой цене дополнительного топлива, при чем о количестве решили по степени важности получателя.. Для особо важных персон строились квартиры и дома, так сказать, жилье для интеллигенции. Эти средства правящего класса были многими интеллигентами отвергнуты с пренебрежением — поток за Запад не иссякал.

Так как я решил остаться здесь — смотри выше — то нужно было, по крайней мере, приспосабливаться. Мне очень повезло с заочной учебой в инженерной школе Магдебурга. В результате приемного экзамена я мог перепрыгнуть через первый семестр. Основные знания, полученные в гимназии и «техникуме» у Н. П. Кабузенко во время нахождения в плену, сделали свое дело.

Разожженный моим бывшим начальником, сильно капитализированным коммерческим директором предприятия, я подал в суд труда иск по поводу неправомерного занижения моей зарплаты.

Улаживающим тоном, судья сказал представлявшему интересы предприятия начальнику отдела кадров следующее: «Если дело дойдет до слушаний, то у вас не будет никаких шансов выиграть дело. Занижение зарплаты без оснований — противозаконно.» Это было осенью 1952 года. Судья, можно сказать с уверенностью, идеологически не был еще подкован правильно.

Руководителю отдела кадров хватило ума, чтобы понять сказанное. Мне должны были сделать перерасчет за 6 месяцев и доплатить разницу. Более того, я мог получать эти деньги и далее, т. е. оклад заведующего отделом будучи чертежником.

Таким образом, я стал самым высокооплачиваемым чертежником предприятия. В своем гневе руководитель отдела кадров не преминул заметить: «Мы найдем причину, все же вас уволить.»

Можно было не сомневаться! Но на это ему и его клану я не дал времени. Я отправил заявки о приеме на работу технического переводчика во все предприятия машиностроения Магдебурга, которых было приличное количество. От всех них я получил приглашения на собеседование, где каждый раз слышал: «Такого человека, как Вы, мы ищем уже долго.» Переводчики с профессиональными амбициями и знаниями были тогда настоящим дефицитом.

Как правило, при расставании мне говорили, чтобы я еще раз показывался через 3 дня. А потом информация звучала совсем по-другому:

«К сожалению, мы не в состоянии вас принять на работу». Без объявления причин.

В беседе с одним знакомым, работавшим в свое время в отделе кадров одного народного предприятия, я узнал что «так поступают с человеком, который стоит в черном списке».

Находясь в состоянии отчаяния, я по приглашению отправился на собеседование в крупное предприятие тяжелого машиностроения Krupp Gruson, называвшееся тогда еще SAG AMO. SAG было сокращением от «Советского Акционерного Общества», т. е. это предприятие было в то время собственностью Советского Союза и им управлял советский персонал.

Собеседование походило на вступительный экзамен, а экзаменатором был руководитель отдела переводчиков из прибалтийских немцев. Пробный перевод он нашел очень хорошим, предложил мне немного подождать, ушел, а потом вернулся с приказом, в котором меня утвердили на работу техническим переводчиком. Я выдохнул с облегчением!

«Вы можете приступать к работе хоть сейчас!» Этого я хотел больше всего. Согласно стандартному трудовому контракту ГДР, на увольнение по собственному желанию предусматривалось предупреждение за две недели, и еще столько я должен был получить для отпуска. Так что на новую работу я прибыл уже через несколько дней. Зарплата была ниже прежней только на 100 марок.

От работы переводчика я хотел, собственно, отделаться, и приступить к изучению «постоянной» профессии. Но в таком случае мне положили бы еще на 200 марок меньше. А в то время получать такой мизер означало падение в пропасть.

Утешали мысли, что максимум через 4–5 лет заочное обучение будет закончено, и я, будучи инженером, смогу рассчитывать на новый профессиональный подъем.

Я второй день сидел в бюро переводчиков на новой работе, когда появилась сотрудница кадрового отдела и спросила о коллеге Фритцше. Я представился, и она, передав мне конверт, тут же удалилась. В конверте лежало письмо, в котором лапидарно сообщалось следующее: «Ваше устройство аннулировано. Убедительно рекомендуется немедленно покинуть завод». Такое можно сравнить только с тем, когда на вас наступит лошадь или покусает бешеная собака. Это была какая-то сплошная черная дыра. Поинтересовались на предыдущей работе и снова вышвырнули. Итак, мой «друг», предыдущий руководитель отдела кадров, достиг своей цели. Мне оставалось только одно — Запад.

Руководитель бюро переводчиков, которому я показал письмо, пробурчал про себя хорошо мне знакомые несколько нецензурных слов по-русски, взял письмо и вышел из помещения. Примерно через час он снова вернулся и заявил:

«Вы остаетесь здесь и делаете свою работу».

Не веря, я посмотрел на мужчину, который добавил: «Генеральный директор Гладкий решил». Еще один еврей, которому я стал благодарен.

Здесь я позволю себе сделать разрыв в хронологии моего изложения. Десять лет спустя тогдашняя личная секретарша генерального директора Гладкого сослужила мне большую службу, будучи в качестве машинистки. Когда мы познакомились ближе, она мне рассказала:

«У Гладкого были товарищи из городского секретариата СЕПГ целых три раза, чтобы уговорить его вышвырнуть Фритцше вон. Но Гладкий вновь и вновь последовательно отстаивал ту точку зрения, что по описанным причинам исключение ценного специалиста из рабочего процесса неоправданно».

Теперь я был защищен от окончательного провала в черную дыру. Спасибо ангелу-хранителю!

Правительство Ульбрихта издало в начале июня 1953 года распоряжение, согласно которого в определенных отраслях индустрии должны были подняться рабочие нормы. Это особенно тяжело отразилось на строителях, для которых предусмотрено было 20% повышение. Ужас! Снабжение продуктами питания и товарами первой необходимости было в ГДР после 8 лет окончания войны все еще недостаточным, в то время как в Западной Германии не было ни продовольственных карточек, ни каких-то брешей в обеспечении. В магазинах государственных торговых организаций дефицитные товары предлагались по далеко завышенным ценам, т. е. и в ГДР были почти все необходимые для нормальной жизни товары, но простой труженик за получаемую зарплату не мог позволить их себе купить.