Ведь на стороне Пирра что? Простые до абсурда законы естественного отбора, да численный перевес. Способность к быстрым мутациям можно сбросить со счетов. Ведь флибустьеры намерены проводить тактику «блицкрига», и за каких-нибудь несколько дней новые виды сформироваться не успеют. А главный аргумент прозвучал из лагеря психологов. Они объясняли так: на Пирре сталкиваются сегодня два вида доведенной до абсурда ненависти – звериная и людская. Природа первой – физиологична, инстинктивна, завязана на естественные потребности, которые и удовлетворяются и подавляются, в принципе, легко. Человеческая же ненависть по определению психогенна, это продукт высшей нервной деятельности, и природа ее до конца никем не изучена. А потому только людская злоба и ярость по-настоящему безграничны и непредсказуемы.

Малограмотный обыватель сидел перед экраном, слушал доверчиво, загибал пальцы и подсчитывал свой возможный выигрыш.

Ученые умели красиво убеждать. Например, старейший специалист по экологии биологически активных планет профессор Дворников с планеты Лада тоже добавил свой авторитетный голос к общему хору. Дескать, он-то еще много лет назад после своей экспедиции на Мир Смерти утверждал, что пиррянам просто не хватает собственных физических и материальных возможностей. А такая армада, как флибустьерский флот, конечно же, вмиг сомнет и сломит сопротивление планеты. Война будет закончена раз и навсегда. Это звучало просто и очень понятно.

Но даже когда другой деятель – биохимик Стрын – апеллировал к опыту своей работы на планете Стовера, считавшейся ближайшим аналогом Пирра, и объяснял элементарные вещи нарочито заумными фразами с употреблением множества малопонятных терминов из самых разных наук, ему охотно верили. Ведь Стрын доказывал как раз то самое, о чем миллионы зрителей и так уже знали без него, но мечтали слышать вновь и вновь.

Разумеется, количество ставок за каждую из сторон известно было только хозяину казино, самому Роджеру Уэйну, да еще нескольким людям, допущенным к конфиденциальной информации. Однако по агентурным данным Рони Сейна тем немногим, кто рискнул поставить на Мир Смерти, светили очень крупные деньги. Чего и добивался Язон.

Все это он довольно долго излагал своей любимой, которую даже в мыслях еще не привык называть женой. И Мета то хваталась за пистолет, то бросалась целовать Язона, то краснела, до бледнела, а в итоге, кажется, устала от слишком большого разнообразия эмоций и просто перестала слушать. Но он-то видел, он чувствовал, что Мета сумела понять и принять его сторону – иначе просто не успокоилась бы, отвлекшись на свои мысли, а уж скорее принялась бы душить Язона, требуя немедленно отказаться от чудовищной авантюры. Да, он рисковал и этим. Но… Мета была уже не просто пиррянкой, она стала другой, совсем другой, и именно теперь Язон увидел, насколько глубоко изменился ее характер.

– Вот так, – закончил он. – И если все будет нормально, уже дня через четыре наши любимые парнокопытные рептилии с меднозубыми кайманами за компанию дожуют на ужин последнего из прилетевших сюда джемейцев, не говоря уже…

– Э! – воскликнула вдруг Мета, словно внезапно просыпаясь и привычным жестом вскидывая пистолет. – Какие, к черту, рептилии?! Это что же получается? Значит, вся галактика уже видела, как я растрепанная и чумазая дважды промахнулась по саблехвосту, пикирующему зигзагом? Значит, это все шло в эфир?! Позорище!..

Они ехали обратно, потому что Морган трубил общий сбор возле стартующей канонерки. Ехали теперь уже молча, и Язон в который уж раз пытался себе представить, как же поведут себя по отношению к оставшимся на планете людям победившие, окрепшие, расплодившиеся твари. Увидят ли они разницу между флибустьерами и пиррянами? Почему-то казалось, что увидят. Или – возможен был и такой вариант – флибустьеры все-таки обескровят пиррянскую фауну, и местным жителям останется только добивать ее жалкие остатки. И наконец-то будет поставлена пусть и скучноватая, но приятная точка в этой истории. Интересные предположения? Интересные. И мечты красивые. Но жизнь, конечно, внесла коррективы. Весьма существенные.

Тони Ховард, по прибытии на орбиту Пирра возглавивший команду линкора «Бригето» и руководивший локальными атаками в других секторах Мира Смерти, неожиданно вернулся на флагманский корабль, то есть на «Конкистадор». Мол, надо ему лично с Пьером Миссоном посоветоваться перед новой серией экспериментов. Морган ничего странного в этом не углядел, даже наоборот – порадовался. Он уже третьи сутки глаз не смыкал, и наконец почувствовал, что больше не может. Размышлял, кого оставить вместо себя, а тут такая удача – самый верный из его соратников прилетел, как по заказу. И Генри спокойно отправился спать. А Ховард сменил у штурвала в капитанской рубке дежурившего там Эдди Хука, которому тоже не мешало отдохнуть, и убедившись, что больше никто сюда в ближайшее время не заглянет, вызвал к себе Язона. Одного, без Меты.

Свет в рубке горел подозрительно приглушенный, и Ховард счел своим долгом объяснить:

– Ты не смотри, Язон, что здесь так сумрачно. Это я просто добрую половину приборов отключил на всякий случай. Теперь зато определенно знаю, что нас никто не слушает и не записывает. Разве что Миссон. От этого прохиндея никуда не спрячешься – с техникой чудеса творит! Но с другой стороны он на меня Навигатору капать не станет – слишком хитер. Всегда ведет только свою игру.

– Странные ты вещи говоришь, Тони, – удивился Язон. – Неужели еще один заговор на нашем «Конкистодоре» зреет? Тогда привет тебе с того света от Франсуа д'Олоне и Джо Монбара.

– Плохо шутишь, Язон. А между прочим, знаешь, кто на Джемейке пачку сигаретную с передатчиком через того капеллана тебе передал?

– Не знаю, но догадываюсь, – с достоинством ответил Язон.

– Видать неправильно догадываешься. Монбару такое не по зубам было. Он не имел доступа к конфискованным у вас с Метой вещам. Морган бы этому наркоману в жизни ничего подобного не доверил. А вот я у него вхож практически всюду.

– Вот как, – только и сказал Язон.

– Да, динАльт, ты думал, что тебя подставляют, а это была попытка искренней помощи.

Ховард помолчал, привычным жестом поправляя повязку на глазу, а потом неожиданно поведал:

– Генри Морган – очень сильная личность. Но, к сожалению, он неврастеник, он просто псих. С ним ни о чем невозможно договориться наверняка. Если б ты знал Язон, как я устал от него! Но под знамена этого придурка д'Олоне уходить было еще глупее. А вот под твои знамена, Язон… Я давно думаю об этом.

– Вот как, – еще раз повторил Язон с совершенно нейтральной интонацией.

А что еще он мог сказать? Предложение Ховарда выглядело по-настоящему заманчивым. Вбить клин между двумя флибустьерскими лидерами накануне решающей битвы – да это же просто подарок судьбы! Старый принцип – разделяй и властвуй. Если флибустьеры еще и между собой перегрызутся, победа придет во сто крат быстрее. Короче, нельзя отказываться от такого предложения.

Но и соглашаться нельзя. Ховард сам по себе вряд ли способен на сложные многоходовые операции, и если это козни хитрющего Моргана, тогда именно он будет и разделять, и властвовать. А над Язоном весело посмеются и в лучшем случае швырнут его на съедение пиррянским зверушкам, а в худшем – просто оставят в космосе без скафандра.