С силой вдавив «Колотушку» мне в голову, Злодей шагнул ближе. Шрам у него на лице был похож на неаккуратный сварочный шов, в складках кожи скопилась грязь. Рана на том месте, где был нос, зажила лишь частично: можно было разглядеть розовую ткань носовых пазух внутри – они шевелились при дыхании подобно жабрам вытащенной из воды рыбы.

– Ну не будем мешкать, – сказал Злодей. – Дьявол всегда найдет, чем занять праздные руки. После вас – я настаиваю.

Я шагнул вперед, но тут послышался слабый стон, похожий на завывание ветра в развалинах. Мы оба повернулись в ту сторону, где я слышал тяжелую поступь, и теперь там прозвучал сдавленный смешок веселящегося ребенка. У меня на затылке волосы встали дыбом, и я догадался, что Злодей также услышал этот смех.

– Это ваш друг, Послушник?

– Не мой, – ответил я, на этот раз на своем родном языке, – и не ваш.

– Так, гром и молния, – прошептал Злодей, осознав, что это такое, – Грымза нужна мне не больше поместья в сорок тысяч акров с налогом на наследство.

Те, кто живет на границе Зимы, без труда отличают реальность от игры воображения. Отбросив «Молчаливый ужас», Злодей выхватил вторую «Колотушку». Он не запаниковал, а, стиснув зубы, двинулся вперед.

– А теперь смотри, – начал он, и голос его затихал по мере того как он удалялся в буран, – я тебе покажу, как англичанин встречает…

Очнувшись, я обнаружил, что лежу на спине в снегу, вокруг тишина, снежинки тают у меня на ресницах и затекают в глаза. С трудом поднявшись на ноги, я не увидел поблизости Злодея и пошел по следу, не столько отпечаткам ног, сколько борозде, оставленной чем-то, что протащили по снегу. Шагов через тридцать я нашел одну разряженную «Колотушку», затем другую, затем одежду Злодея. Лыжные брюки, шапка из чехла для чайника, пуховик, твидовая куртка, дополненные запятнанной белой сорочкой, двумя футболками и жилетом, вложенными одно в другое. Я огляделся по сторонам, ища, куда мог подеваться Злодей, но ничего не увидел, – меня окружал со всех сторон девственно нетронутый снег, а в голове звучали слова песни «Пока, прощай».

Джонси и Токката подоспели спустя двадцать минут, ориентируясь на сигнал импульсного маячка, который я установил, как только обнаружил Фоддера, неподалеку от спирального желоба. Он уже был покрыт тонким слоем свежевыпавшего снега, на лице у него багровел здоровенный синяк. Перед ним лежал второй Злодей, также без сознания. Фоддер пришел в себя первым. У него раскалывалась голова от боли, но в остальном он не пострадал.

– Вы его узнаёте? – спросила Токката, когда они перевернули Злодея лицом вверх.

Кожа у того на лице сморщилась от длительного воздействия холода, но никто его не узнал.

– Нет, – сказала Джонси, обшаривая его карманы, – но вот, вероятно, причина их попытки проникновения в музей.

Она протянула Токкате брошюру, озаглавленную «Карманный справочник филателиста». Автобусным билетом была заложена страница, посвященная маркам, выпущенным в тот период, когда правительство возглавлял Ллойд Джордж.

– Им была нужна марка, – вздохнула Токката.

Она похлопала бесчувственного Злодея по лицу. Тот застонал, заморгал и уселся на земле. Один его глаз был молочно-белым и ничего не видел, другой налился кровью. Годами он был ненамного старше меня.

– Вы нарушили соглашение ради марки? – спросила Токката по-английски.

Молодой Злодей посмотрел на нее, затем на нас.

– Речь идет о малиновой с портретом Ллойда Джорджа второго, – сказал он, – со штампом Англси. Единственной в мире. Но, отвечая на ваш вопрос: да, и я с радостью признаюсь в этом. Дело того стоило. Очевидно, вы прискорбно плохо разбираетесь в ценностях и прелестях филателии. Где отец?

– Мы не знаем.

– Если вы покривили душой, – фыркнул Злодей, – вы увидите меня в гневе, и вам не понравится, когда я в гневе. Возможно, последует насилие. Итак, повторяю: где отец?

– Ответ тот же, что и в прошлый раз, – сказала Токката. – Предположительно возвращается домой.

– Если вы тронули хотя бы один волосок у него на голове, Янус, последует кровопролитное возмездие – и без каких-либо скидок на то, что кто-то был лично к этому непричастен.

– А у меня есть мысль получше, – вмешалась Джонси. – Проваливай домой, мерзкий слизняк!

Злодей поднялся на ноги, обвел нас взглядом, сказал, что его «в жизни еще так не оскорбляли», и ушел в сгущающиеся сумерки.

– Вы взяли второго типа? – спросил Фоддер, когда Злодей скрылся из вида.

– Его взяли, – медленно произнес я, – но только я не могу сказать точно, кем именно.

– Кто, – поправила меня Токката. – Кто именно. Что имел в виду этот мальчишка, когда назвал меня Янусом? [120]

Покачав головой, мы пробормотали, что понятия не имеем.

Снегоход Токкаты стоял перед главным входом в музей, и теперь, когда буран несколько утих, мы различили в полумраке созвездие из восьми кружков света от его фар. Аккуратно сложенная одежда Злодея по-прежнему лежала там, где я ее нашел, и Токката с любопытством осмотрела ее, пока остальные молча стояли в стороне.

– Он собирался похитить меня и сделать прислугой, – сказал я, – чтобы я сначала мыл посуду, а со временем поднялся до кондитера. Затем послышался смешок, и его забрала Зима.

– Забрала?

– Я так думаю. Я ничего не видел. Я был без сознания.

Все переглянулись. По выражению их лиц было ясно, что меня считают причастным к случившемуся.

– Как выглядел Злодей? – спросила Токката, доставая бумажник из кармана его аккуратно сложенной куртки.

– У него шрам через все лицо, – сказал я, – гнилые зубы, лет пятидесяти, обветренный, нос отморожен, в глазу монокль.

Выпрямившись, Токката протянула мне давно просроченный сезонный абонемент на «Овал» [121].