Кейра протянула Пуэнкарно шарик.

— Янтарь? — спросил он.

— Не думаю, скорее синтетическая смола.

— Что значит — синтетическая?

— Это долгая история. Сможете проанализировать содержимое?

— Если сумеем проникнуть под оболочку. Идемте! — сказал Пуэнкарно, с интересом разглядывая шарик.

В лаборатории дарил красноватый полумрак. Пуэнкарно зажег лампы дневного света, сел на высокий табурет, поместил шарик в миниатюрные тиски и попытался сделать надрез скальпелем. Когда ничего не вышло, он сменил скальпель на алмазное сверло, но оно даже не поцарапало поверхность. Мы перешли в другое помещение, где доктор пустил в ход лазер, но не преуспел.

— Ладно, попробуем иначе. Тяжелые болезни лечат сильнодействующими средствами. За мной!

Мы вошли в бокс, где доктор приказал нам облачиться в странные комбинезоны, надеть очки, перчатки и плотно прилегающие к голове шапочки.

— Мы собираемся оперировать? — спросил я из-под маски.

— Нет, но мы должны избежать риска загрязнения пробы чужеродным ДНК, например вашим. Входим в стерильное помещение.

Пуэнкарно устроился перед герметично закрытым резервуаром, поместил шарик в первое отделение, закрыл его, вставил руки в резиновые раструбы и после очистки переместил шарик на подставку во втором отделении, после чего повернул небольшой вентиль. Резервуар заполнился бесцветной жидкостью.

— Что это? — спросил я.

— Жидкий азот, — пояснила Кейра.

— Ниже 195,79° по Цельсию, — добавил Пуэнкарно. — Низкая температура жидкого азота тормозит действие энзимов, способных повредить ДНК, РНК или протеины, которые нужно извлечь. Перчатки защищают руки от ожогов. Оболочка шарика должна поддаться.

Пуэнкарно ошибся, но не сдался, заинтригованный природой предмета, который пытался «взломать».

— Использую гелий-3, чтобы существенно понизить температуру. Этот газ позволит приблизиться к абсолютному нулю. Если ваша штучка устоит, я сдаюсь, другого решения у меня нет.

Пуэнкарно повернул небольшой кран, но зрительно ничего не произошло.

— Газ невидим, — сказал он. — Подождем несколько секунд.

Мы затаили дыхание и уставились на стекло камеры, не в силах смириться с неожиданным препятствием. Приложить столько усилий и не справиться с какой-то фитюлькой, просто немыслимо! Неожиданно на прозрачной оболочке появилась крошечная трещина. Пуэнкарно приник к окулярам электронного микроскопа, пустил в ход тонкую иглу и издал победный клич.

— Я взял пробу! Мы можем приступать к анализам. Это займет несколько часов, я позвоню, как только будет результат.

Мы расстались с Пуэнкарно, вышли из стерильного помещения и сняли комбинезоны.

Я предложил Кейре поехать домой. Она напомнила о предостережениях Айвори, и Уолтер пригласил нас к себе, но я мечтал принять душ и переодеться, и мы расстались. Уолтер поехал на метро в Академию, а мы с Кейрой прыгнули в такси и отправились на Крессвелл-плейс.

Дом в наше отсутствие никто не убирал, постели не менял, да и в холодильнике было пусто. Собрав остаток сил, мы навели некоторое подобие порядка и уснули, тесно прижавшись друг к другу.

Телефон звонил громко, настойчиво и очень противно. Я снял трубку, не открывая глаза, и услышал возбужденный голос Уолтера:

— Чем вы там занимаетесь, в конце-то концов?

— Представьте себе, отдыхаем, вы нас раз будили, так что мы квиты.

— А на часы вы смотрели? Я уже сорок пять минут пытаюсь дозвониться вам из лаборатории!

— Я не слышал звонка. Но почему такая срочность?

— Доктор Пуэнкарно желает разговаривать только в вашем присутствии, хотя сам вызвал меня из Академии как на пожар, так что одевайтесь и пулей летите сюда.

Уолтер повесил трубку. Я разбудил Кейру, она мгновенно натянула джинсы и свитер и ждала на улице, пока я закрывал окна. Мы добрались до Хаммерсмит-Гроув около семи. Пуэнкарно ходил по пустому холлу, с трудом скрывая нетерпение.

— Не очень-то вы торопились, — буркнул он. — Нам нужно поговорить, пойдемте в мой кабинет.

Он усадил нас напротив белой стены, задернул шторы, погасил свет и включил проектор.

Изображение на первом слайде напоминало компанию пауков в паутине.

— То, что я увидел, граничит с абсурдом. Хочу знать, что это — наглый подлог или розыгрыш весьма дурного толка. Я согласился встретиться с вами сегодня утром, приняв во внимание ваши научные заслуги и рекомендации Королевской Академии, но случившееся переходит все границы, и я не стану рисковать репутацией, доверяясь двум мошенникам, которые вынуждают меня попусту тратить время.

Мы с Кейрой никак не могли взять в толк, отчего доктор так разгорячился.

— Что вы обнаружили? — спросила Кейра.

— Прежде чем я отвечу, расскажите, где и при каких обстоятельствах вы нашли этот шарик из окаменевшей смолы.

— В захоронении, на севере долины Омо. Он лежал на груди окаменелого человеческого скелета.

— Быть не может, вы лжете!

— Послушайте, доктор, мое время не менее драгоценно, чем ваше, хотите считать нас мошенниками — воля ваша! Эдриен — уважаемый астрофизик, у меня тоже есть кое-какие заслуги. Скажите же наконец, в чем вы нас обвиняете?

— Знаете, мадемуазель, даже если вы украсите все стены моего кабинета вашими дипломами, это ничего не изменит. Что вы видите? — спросил он, демонстрируя нам следующий диапозитив.

— Митохондрии и нити ДНК.

— Именно так.

— И в чем проблема? — вмешался я.

— Двадцать лет назад нам удалось извлечь и проанализировать ДНК застывшего в янтаре жука-долгоносика. Насекомое нашли в Ливане, в районе Джеззина. Окаменевшая смола сберегла его в целости и сохранности. Мы определили возраст того жука: сто тридцать миллионов лет. Думаю, вы представляете, как много мы узнали, изучая сложный живой организм, и по сей день считающийся древнейшей находкой.

— Рад за вас, но какое отношение это имеет к нам?

— Эдриен прав, — вмешался Уолтер, — я по-прежнему не понимаю, в чем проблема.

— А проблема, господа, заключается в том, что ДНК, анализ которой вы попросили сделать, в три раза древнее. Таков, во всяком случае, результат спектроскопии. Этой ДНК четыреста миллионов лет! — сухо пояснил Пуэнкарно.

— Фантастическое открытие! — воскликнул я.

— Несколько часов назад мы были того же мнения, хотя кое-кто из моих коллег проявлял скептицизм. Взгляните на третий слайд: идеальное состояние запечатленных на нем митохондрий вызывает определенные вопросы. Ладно, допустим, что особая смола, состав которой мы пока так и не идентифицировали, все это время защищала митохондрии, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь. Теперь взгляните на следующий слайд — это сделанное под электронным микроскопом увеличение предыдущего снимка. Подойдите к стене, не хочу, чтобы вы что-нибудь упустили.