Из сухопутных животных на острове Беринга нам не встретилось ни одного, кроме так называемой каменной лисицы, или песца, слегка голубоватого цвета, которые водятся там в таком неимоверном количестве, что нам стоило больших трудов держать их в некотором отдалении от землянок, в которых мы жили.

Они совершенно не боялись людей и причиняли нам очень много вреда, обкрадывали нас и таскали всякие вещи, которые мы прятали от них: сапоги, чулки, подвязки и тому подобное, — словом все, что бы им ни попадалось на глаза. Мех их не такой мягкий, как у песцов, добываемых в Сибири, что, как я полагаю, объясняется различием в пище по сравнению с сибирскими песцами, а также постоянной сыростью и непогодой, царящей без перемен на этом острове всю зиму и лето.

Случалось мне встретить также белых лисиц, однако мех на спине у них остается немного желтоватым, а по качеству и по мягкости волоса они значительно уступают сибирским песцам.

Из сухопутных птиц нам попадалось неимоверное количество степных курочек, которых по-русски называют куропатками. Мы били их просто дубинками и не раз одним ударом убивали по три-четыре штуки. При этом остальные, не задетые ударом палки, взлетают, но вскоре опять садятся на те же места, так как, особенно вначале, они совершенно не боялись людей.

В первое время, не сходя с места, можно было по пять-шесть раз бросать в них дубинкой, и только позднее они стали проявлять робость и подбираться к ним стало гораздо труднее. В зимнее время куропатки становятся белоснежного цвета, к весне вырастает у них по нескольку коричневых перьев, а в течение лета они остаются совсем пестрыми.

Случалось нам также подстреливать крупных морских орлов, черного цвета с белыми головами, и употреблять их в пищу.

Можно с полным основанием задать вопрос: каким образом все эти сухопутные животные и птицы попали на наш пустынный остров, который ведь находится на значительном расстоянии от материка и ни с какого места твердой земли не виден?

Известно также, что песцы никогда не отправляются по льду в открытое море на дальние расстояния, равно как и куропатки и орлы; насколько я могу припомнить, никогда не приходилось встречать их в открытом море.

По этому вопросу я ничего определенного сказать не могу, но думаю, что в течение какой-то суровой зимы некоторые из этих зверей и птиц весной оказались на льду в поисках пищи, так как по весне из моря подходит рыба в неимоверном количестве, а некоторые рыбы, как например летающая рыба, по своей природе устроены так, что когда их гонят и преследуют более крупные рыбы, они выскакивают из воды и, быть может, падают на лед, представляя собой превосходную добычу для песцов и орлов.

Могло случиться, что лед в это самое время разломился и льдина отплыла от берега. Таким образом, животные могли попасть на наш остров на какой-нибудь крупной льдине с Камчатки, из Анадыря, из Чукотки, а быть может, и из Северной Америки. Здесь с течением долгого времени они могли прижиться и размножиться в таком количестве, что в настоящее время в большом числе пород встречаются повсюду на острове.

Очень красочное описание песцов и их поведения на острове Беринга находим у Стеллера: «Из четвероногих сухопутных животных на острове Беринга водится только каменная, или полярная, лисица (песец). Эта порода занесена туда, несомненно, плавучими льдами и, питаясь выбрасываемыми морем животными, невероятно размножилась. Я имел случай во время нашего злосчастного пребывания на острове более чем точно изучить повадки этого животного, по дерзости, хитрости и ловкости далеко оставляющего за собой обыкновенную лисицу. Рассказ об их бесчисленных проделках вполне мог бы соперничать с историей Альберта Юлиуса об обезьянах на острове Саксенбурге. Они пробирались днем и ночью в наши жилища и тащили все, что только способны были унести, даже предметы, явно для них бесполезные, как ножи, палки, мешки, сапоги, чулки, шапки и т. п. Они с таким неподражаемым искусством умели сбрасывать с наших провиантских бочек груз в несколько пудов, чтобы достать из них мясо, что вначале мы не решались приписывать им эти подвиги.

Часто случалось, что, снимая шкуру с убитого животного, мы попутно закалывали ножом двух-трех других, которые пытались вырвать у нас из рук мясо. Если мы закапывали что-нибудь, хотя бы очень глубоко, и наваливали сверху тяжелые камни, то они не только находили зарытое, но, как люди, сдвигали плечами наваленные камни и, ложась под ними, помогали друг другу изо всех сил. Если мы клали что-нибудь на высокий столб, то они подрывали столб так, чтобы он опрокинулся, или же один из песцов, как обезьяна или кошка, взбирался наверх и с невероятной ловкостью и хитростью сбрасывал спрятанный предмет. Они наблюдали за всеми нашими действиями и сопровождали нас повсюду, куда бы мы ни отправились. Выброшенных морем животных они пожирали раньше, чем мог подоспеть кто-нибудь из людей, и этим наносили нам большой ущерб; то, чего они не могли съесть на месте, они утаскивали кусками в горы и прятали от нас, зарывая между камнями; так они сновали вперед и назад, пока оставалось еще что тащить. Другие песцы в течение этого времени стояли на страже и караулили, не приближается ли человек.

Увидав издалека, что идет кто-нибудь из людей, они соединялись все вместе толпой и совместными усилиями зарывали добычу в песок, и умели так искусно упрятать целого морского бобра, что невозможно было найти даже следов зарытого зверя. В ночное время, если нам случалось ночевать под открытым небом, они стаскивали у нас с головы шапки, а из-под нас вытаскивали бобровые одеяла и шкуры. Если мы ложились спать на туши убитых морских бобров, желая охранить их от покушения песцов, они из-под спящего человека выгрызали у животных куски мяса и внутренности. Мы спали всегда с дубинками в руках, чтобы, проснувшись от их возни, отгонять и бить их.

Где бы мы ни сели в дороге, они ждали нас и в нашем присутствии проделывали тысячи разных проказ, становились все нахальнее, и если мы оставались сидеть неподвижно, подходили вплотную и принимались грызть ремни наших новомодных самодельных сапог или же грызли даже сами сапоги. Если мы ложились и притворялись спящими, они обнюхивали наши носы, чтобы определить, живы ли мы или мертвы, и если мы задерживали при этом дыхание, то они начинали дергать нас за нос, пытаясь укусить.

В день нашего прибытия они успели за то время, что копались могилы, объесть нашим покойникам носы и пальцы рук и ног, пытались даже напасть на наших слабых и больных, так что еле удалось их отогнать. Каждое утро эти нахальные животные обходили стада лежащих на берегу сивучей и морских котов, обнюхивая спящих, не найдется ли среди них мертвого зверя. Найдя такого, они немедленно разрывали его на куски, и вся стая принималась таскать мясо. Так как, в частности, сивучи нередко давят во сне своих детенышей, то песцы, как будто зная это, каждое утро проверяют стада сивучей, одно животное за другим, а найдя мертвых детенышей, немедленно утаскивают их прочь».