Телохранитель премьер-министра поднялся на ноги, ошалело глядя на лежащего у его ног покойника. В руке он по-прежнему держал зонт.

На площади раздавались удивленные и испуганные восклицания участников процессии; примчались репортеры и фотографы во главе с Рикардом Улльхольмом.

Одновременно с Мартином Беком и Гюнвальдом Ларссоном к месту происшествия невесть откуда подоспел Эрик Мёллер. Выкрикивая распоряжения своим озадаченным агентам, он принялся расталкивать потрясенных и взволнованных людей, окруживших убитого.

Мартин Бек посмотрел на Ребекку Линд — она все так же стояла, наклонившись вперед.

— Отпусти ее, — приказал он Квастму.

Квастму продолжал держать девушку железной хваткой и открыл было рот, чтобы возразить, но Гюнвальд Ларссон подошел и оттер его в сторону.

— Я отведу ее в нашу машину, — сказал Гюнвальд Ларссон и начал протискиваться сквозь возбужденную толпу.

Мартин Бек нагнулся и поднял оружие, которое Каменное Лицо выбил из руки Цакриссона.

Совсем недавно он видел точно такое же. У Колльберга в Музее вооруженных сил.

Ему вспомнилось, что говорил Колльберг про маленький дамский револьвер.

Пожалуй, с двадцати сантиметров из него можно попасть в капустный кочан, при условии, что кочан не будет шевелиться.

Глядя на простреленный лоб главы правительства, Мартин Бек подумал, что Ребекка справилась с этой задачей.

Кругом царило полное смятение.

Только сенатор, его телохранитель и четыре морских офицера относительно спокойно восприняли случившееся. Последние положили чудовищный венок у ног премьера.

Рикард Улльхольм, весь багровый, обратился к Эрику Мёллеру, который продолжал наводить порядок:

— Я обязан заявить об этом. Это грубейший служебный проступок, я заявлю парламентскому комиссару. Скандальный проступок.

— Заткнись, — ответил Эрик Мёллер.

Рикард Улльхольм еще больше побагровел и повернулся к Кристианссону, который неколебимо стоял на своем посту.

— Я заявлю о твоем служебном проступке. На всех вас заявлю парламентскому комиссару.

— Я ничего не сделал, — возразил Кристианссон.

— Вот именно! — вскричал Улльхольм. — Об этом-то я и заявлю.

Мартин Бек повернулся к Улльхольму:

— Ну что ты тут разорался. Займись делом. Скажи людям, чтобы отошли подальше. И ты тоже, Кристианссон.

Подойдя к Эрику Мёллеру, он сказал:

— Придется тебе разбираться тут. Я повезу девушку в уголовку.

Эрику Мёллеру удалось потеснить толпу, окружившую труп премьер-министра.

Убитый глава правительства лежал на спине на мокрой от дождя паперти. У его ног красовался гротескный венок; по другую сторону венка стоял долговязый сенатор с выражением озабоченности на загорелом лице. Его телохранитель по-прежнему держал в руке свой ковбойский кольт.

Со стороны Риддархюсской площади донесся вой сирен.

Мартин Бек сунул в карман блестящий револьверчик и пошел к машине, где уже сидел Гюнвальд Ларссон с Ребеккой Линд.

Ситуация была отнюдь не новой для Мартина Бека.

Он — за письменным столом, на стуле перед ним — человек, совершивший убийство.

Знакомая ситуация, обычная в его работе.

Куда менее обычно то, что к допросу можно приступать менее чем через час после того, как было совершено преступление, что он сам и целый ряд других сотрудников полиции были свидетелями убийства, что преступником была девушка восемнадцати лет и что вопросы как, где и когда отпадали, оставалось только выяснить почему.

За многие годы службы в полиции он видел убийц и убитых разного ранга, из всех слоев общества, но никогда еще жертвой расследуемого им убийства не было такое высокопоставленное лицо, как глава правительства страны.

Кроме того, он не мог припомнить, чтобы ему приходилось иметь дело с таким оружием, какое теперь поблескивало перед ним на бюваре.

Рядом с никелированным револьверчиком лежала старая, потертая коробочка из светло-зеленого картона с неразборчивым текстом на ярлыке. В этой коробочке прежде хранилась пуля, пронзившая затем мозг премьер-министра; девушка достала ее из своей сумки и отдала ему еще в машине по дороге в полицейское управление.

Гюнвальд Ларссон не стал задерживаться в кабинете. Он понимал, что этот разговор Мартин Бек лучше всего проведет один, и оставил его наедине с Ребеккой.

И вот она перед ним, вся подобралась, пальцы рук сплетены на коленях, по-детски круглое лицо — бледное и напряженное. На его вопрос, хочет ли она есть, пить, курить, Ребекка отрицательно покачала головой.

— Я тут искал тебя недавно, — сказал Мартин Бек. Она удивленно посмотрела на него, потом спросила:

— Зачем это?

— Спросил твой адрес у адвоката Роксена, но он не знал, где ты живешь. После суда летом я иногда спрашивал себя, что с тобой сталось, догадывался, что тебе несладко приходится. Что ты, наверно, нуждаешься в помощи.

Ребекка пожала плечами.

— Верно, — сказала она. — Да только теперь все равно уже поздно.

Мартин Бек готов был пожалеть о своих словах. Она права. Поздно, и от того, что он только собирался помочь Ребекке, ей теперь вряд ли легче.

— И где же ты живешь сейчас, Ребекка? — спросил он.

— Последнюю неделю жила у подруги. Ее муж уехал на месяц, и она пустила нас с Камиллой к себе, пока он не вернется.

— Камилла сейчас там? Она кивнула.

— Как вы думаете, можно ей там остаться? — робко спросила она. — Хотя бы на время. Моя подруга охотно за ней присмотрит.

— Как-нибудь уладим, — ответил Мартин Бек. — Хочешь позвонить туда?

— Не сейчас. Попозже, если можно.

— Конечно. И ты вправе прибегнуть к помощи адвоката. Наверно, выберешь Роксена?

Ребекка снова кивнула.

— А я больше никого и не знаю. И он для меня столько сделал. Но у меня нет номера его телефона.

— Хочешь, чтобы он приехал сюда немедленно?

— Не знаю. Вы скажите мне, как поступить. Я ведь не знаю, что и как положено.

Мартин Бек поднял трубку и попросил дежурную разыскать Роксена.

— Он помог мне написать письмо, — сказала Ребекка.

— Знаю, — ответил Мартин Бек. — Я видел копию в его конторе позавчера. Надеюсь, ты не против.

— Против чего?

— Что я прочел твое письмо.

— Нет, почему же мне быть против. Значит, вы и про ответ знаете?

Она сумрачно поглядела на Мартина Бека.