Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– Все понятно, наверное, у него у самого есть любовница, не может человек столько работать!
– Нет, я гховорю тебе, нет у него никакой любовницы! – заявила Инка с такой уверенностью, что я невольно позавидовала ей.
– Как же ты можешь быть так уверена? Ты, что, следишь за ним?
– Ща! Делать больше нечегхо. Я знаю по тому, как он мне денежки приносит. Он же уже многхо лет работает в такси. Я знаю, сколько часов приносит, сколько денегх. Он приносит в среднем около трехсот долларов в день. Если не работать по пятнадцать часов в день, таких денегх на такси не заработать. Не от любовницы же он мне приносит эти деньгхи каждый день, ха-ха-ха…
– А может, он говорит, что заработал, но врет?
– Как врет, он их приносит мне, отдает в руки. Я же хозяйка, любимая жена! – она снова самодовольно улыбнулась.
– И ему в голову не приходит?..
– Нет, не приходит. Он мне доверяет, – сказала она, лукаво улыбаясь.
Пауза наступила оттого, что какое-то время я не могла задавать вопросы. Я смотрела на ее ангельски чистый, нежный профиль в прекрасных белокурых волосах, на изящный носик, небесно-нежные губы: все это так не вязалось с тем, что она говорила, что в какой-то момент я прямо-таки онемела.
Но не надолго.
– А тебе его не жалко? – спросила я после небольшого молчания.
Инка, как видно, уже успела забыть, о чем мы говорили.
– Когхо не жалко? – спросила она. – А, мужа?! Пусть работает. Я хочу, чтобы он многхо работал. А что ему еще делать? Когхда он не работает, он все время спит. Одноклеточное животное. Пусть уж лучше работает.
– Когда же вы с ним видитесь?
– А мы и не видимся, – хохотнула Инка, – он там себе в дорогхе покупает сэндвичи, по утрам я варю ему кофе, а вечером я гховорю ему, чтобы кушал аут, я не люблю гхотовить.
– И он даже не спит с тобой?
– Спит, – лицо Инки приняло насмешливое выражение.
– Бабья доля в сексе легхкая: ляжешь себе, раздвинешь ногхи, пусть он там возится. Я приучила его, чтоб не возился долгхо. Он в пять-десять минут укладывается.
– То есть как – приучила? Как ты ему это говоришь? – здесь разговор стал для меня очень болезненным, я узнавала в этой ситуации себя и Гарика.
– Я гховорю: не люблю долгхий секс.
– Он не обижается?
– Нет, он считает меня холодной женщиной. Я внушила ему так.
– Но ты хоть когда-нибудь любила его?
– Когхда мы только что поженились, любила. Но это было двенадцать лет назад! Нашему старшему сыну уже десятый гход.
– А младшенькой?
– Хэлэйне восемь. Дети все знают. Они поддерживают меня. Я им все растолковала, они такие умненькие, все понимают. Только старшой немного бузит, не очень доволен, но отцу ничего не рассказывает.
– Так разве твой муж не помнит, что ты не была «холодной женщиной»?
– Я гховорю, что постарела, мне уже не восемнадцать лет.
– А он спрашивает все-таки?
– Спрашивает иногхда. Выходи, мы приехали.
* * *
Мы вышли из машины и зашли в большой универмаг. Инка стала рассматривать наряды. Я ходила за ней, машинально глядя на ее нежные ручки, щупающие материю, складывающие, раскладывающие одежду, и переваривала все только что услышанное. Переворошив кучу одежды, Инка остановилась на маленькой охапке дорогих костюмов фирмы «Кристиан Диор».
– Нравится? – спросила она. – Пошли, я померю.
Мы прошли в раздевалку, и Инка стянула с себя свое модное платье. Она была без лифчика и гордо указала мне на свою грудь.
– Это после пластической операции, – объяснила она с гордостью.
Грудь стояла как-то неестественно, как будто парафиновая, и была холодноватого синюшного цвета.
– Кто платил за операцию? – спросила я. – Муж или Саймон?
– Конечно муж! Я кому двоих детей рожала, мужу или Саймону? Так почему Саймон должен платить за операцию? Муж и в больницу меня возил, и после операции за мной ухаживал, пока я в ранах лежала.
– Чтобы обеспечить красивую грудь для твоего любовника…
– А как же… а на что он – муж?
– Неужели твой муж совсем ничего не чувствует, не понимает!
– Какое мне дело, что он там чувствует. Его устраивает все так, как есть?! Вот и хорошо, – сказала Инка, просовывая голову в очередной костюм.
Инка перекрутилась перед зеркалом. Темно-синий костюм сидел на ней великолепно.
– Очень красиво! – сказала я.
– Ну, что, купить? – неуверенно глядя на себя в зеркало, спросила она.
– Купи, если хочешь.
– У меня столько этих нарядов! Я их покупаю, по одному разу надеваю, а потом они висят, накапливаются, мне их уже некуда вешать. У меня дурацкая манера: после того как я один раз надела платье, я теряю к нему интерес. А вещи дорогхие – выбрасывать жалко.
Инка вышла и через пять минут вернулась с охапкой других вещей для примерки. Она крутилась перед зеркалом, и лицо ее выражало сильное напряжение мысли и недоумение. Она поминутно спрашивала:
– Ну, что, купить?
Я сидела в полутемной раздевалке, и взгляд мой развлекала Инкина фигура в разных нарядах. Я никуда не спешила, ничего не ждала, я сидела и всякий миг хорошо помнила, что дома будет хуже.
– А твой муж никогда не звонит тебе в течение дня? Он же может позвонить и узнать, что тебя нет дома? – в недоумении продолжала я.
– Пусть звонит! Я у подруги, – не задумываясь, уверенно отвечала Инка.
– А если он вздумает неожиданно прийти домой, не по расписанию? А у тебя Саймон в гостях.
– Я тебе отвечаю, он ничего не поймет! Он тупой. Ха! Мы как-то раз гуляем по Вылэджу, я с Саймоном, и с нами были Эдик с Нэлей.
– Кто такие Эдик с Нэлей?
– Эдик – брат моего мужа, а Нэля – его жена.
Я хлопнула глазами:
– Как брат? Родной брат?
– Агха, – улыбнулась Инка.
– Как?! Ты с Саймоном – при брате мужа?
– Агха.
– И брат ни о чем не догадывается?
– Как не догадывается, они знают!
– Они знают, что Саймон твой любовник?!
– Да.
– Родной брат все знает и молчит?!
– Ну, видишь ли, у Эдика на то свои интересы… – Инкина улыбка стала лукаво-загадочной. – Я ему, ну, нравлюсь… потом, понимаешь, Саймон, он же такой бешеный, он может со мной поссориться и оставить меня на день, на два. В один из таких дней позвонил Эдик, ля-ля, тополя, я-то знаю, что он меня хочет. Я была очень злая на Саймона, будет знать, как оставлять меня. Ну, я с ним иногхда трахаюсь, назло Саймону. Так, уже отношения дружеские, я ему, Эдику, все рассказала, что, кроме мужа, есть еще